Семь минут

— Нередко, мистер Дункан, среди произведений литературы попадаются крошечные фурункулы, которые быстро нарывают, лопаются и исчезают. «Семь минут» относятся к числу таких фурункулов, только этот раздулся до опасных размеров из-за шумихи вокруг процесса. Моим долгом человека, который стоит на страже прекрасного искусства литературы, является удаление этого нарыва. Гной должен вытечь, пятно исчезнуть, а доброе имя литературы — быть восстановлено. Отвечая на ваш вопрос, я должен откровенно заявить, что книга мистера Джадвея «Семь минут» начисто лишена литературных достоинств и общественной ценности. Она является для настоящей литературы тем же, чем порнографическая французская открытка — для изобразительного искусства. «Семь минут» — непристойная книга в самом отвратительном смысле этого слова.

Не считал ли мистер ван Флит, что Джадвей пытался подарить читателям свое понимание любви?

— Мистер Дункан, вы смеетесь надо мной. Любовь? Мистер Джадвей ничего не знал о любви. Существует в некотором роде анекдот об отношении Джадвея к любви. Очевидно, он был услышан от самого Джадвея и опубликован одним литературоведом. Если можно, я процитирую прямо из первоисточника. В своей замечательной книге, озаглавленной «За пределами главного потока», глубокоуважаемый профессор Колумбийского университета Хайрем Эберхарт пишет: «Однажды вечером после радиорепортажа о боксерском поединке на звание чемпиона мира в тяжелом весе между Джо Луисом и Джеймсом Брэддоком Джадвей сказал друзьям, что любовь между мужчиной и женщиной очень часто напоминает такой же боксерский поединок: танцы ногами, уклонения от ударов, удары и контрудары, гнев и ярость, борьба за преимущество и физическое превосходство. Очень редко подлинная любовь, продолжал Джадвей, не имеет в себе элементов драки. Когда Джадвея попросили привести примеры из области литературы, в которых описывалась бы такая враждебная любовь, он назвал „Тропик Козерога“ Генри Миллера, только что им прочитанный. В этой книге, по его мнению, честно изображено зверство любви. Любопытно отметить, что, признавая определенные аспекты любви в чужих книгах, в своей единственной он проявил поразительную слепоту, изобразив в „Семи минутах“ любовь как ненависть по отношению к женщине. Приемы, образы и язык книги на все сто процентов являются порнографическими и грубыми. Джадвей неосознанно взял на себя роль боксера, который пытается нокаутировать и унизить противоположный пол». Я полностью согласен с доктором Эберхартом.

В этот миг Барретт подумал, что в показаниях критика есть одно несоответствие.

Обвинение быстро закончило допрос свидетеля, и наступила очередь защиты.

Майка Барретта так и подмывало указать на странное несоответствие во времени, но, когда начался перекрестный допрос, он все же промолчал. С одной стороны, у него не было полной уверенности в отношении замеченной странности. Если он ошибался, ван Флит сделает из него осла. Зато если прав, защита получала козырного туза в колоде, которого неразумно открывать на столь раннем этапе.

Барретт решил до вечера забыть об этом. Если он не ошибся, у защиты мог появиться новый след, возрождалась надежда.

Девять часов вечера. На столе нетронутый сэндвич с соленой говядиной, чашка холодного кофе. Майк Барретт захлопнул ежегодник и весело позвал в открытую дверь Эйба Зелкина.

Зелкин прибежал с бумажным стаканчиком кофе:

— Что случилось, Майк?

— Эйб, ты можешь дать мне определение слова «анахронизм»?

— Анахронизм? Конечно. Это когда ошибаются во времени.

— А в «Уэбстере» написано так: «Ошибка в хронологии, из-за которой события расставляются в неправильном порядке относительно друг друга». Эйб, я обнаружил не один, а целых два больших анахронизма в показаниях ван Флита. Я обратил на них внимание еще в суде, но решил на всякий случай проверить. — Он постучал по ежегоднику. — Я только что проверил их.

— Анахронизмы. Нашел из-за чего волноваться.

— Послушай, Эйб, это совсем не мелочи. Из-за этого можно волноваться, и очень сильно. — Он подождал, пока Эйб сядет, потом принялся расхаживать перед ним. — Помнишь ту часть показаний ван Флита, где он привел цитату из книги «За пределами главного потока» доктора Хайрема Эберхарта из Колумбийского университета?

— Помню.

— А помнишь рассказ о репортаже с боксерского поединка? Луис нокаутировал Брэддока и стал чемпионом мира в тяжелом весе. Потом Джадвей начал рассказывать, что любовь похожа на поединок боксеров, и привел в пример «Тропик Козерога» Миллера.

— Да, помню…

— Так вот, Эйб. Первый анахронизм, который поразил меня еще в зале суда. Напомни мне, когда умер Дж Дж Джадвей?

— В феврале тридцать седьмого года.

— Правильно. Джадвей покончил жизнь самоубийством и был в феврале кремирован, но из книги доктора Эберхарта следует, что Джадвей обсуждал и читал «Тропик Козерога» Миллера, который был издан «Обелиск-пресс» только в тридцать девятом году. Короче, выходит, что Джадвей читал и говорил о книге, изданной через два года после своей смерти.