Семь минут

Я дрожу от волнения
Перед любой книгой вроде «Фанни Хилл»
И, наверное, всегда буду волноваться,
Если там есть помои
И настоящая грязь.
Кому нужно хобби типа тенниса или
                                            филателии?
У меня хобби перечитывать «Леди Чаттерлей».
Но сейчас они хотят отнять все это у нас,
Если мы не возьмемся за руки
И не будем сражаться за свободу слова.
Короче, Непристойность!
Как похождения проститутки.
О, я рынок, который они никогда не смогут
                                              насытить.
Я не знаю, что может сравниться
                                              с Непристойностью.
Гип-гип ура!
Давайте послушаем, что скажет Верховный суд!
Не разрешайте им отнять у нас свободу!

Мэгги и Барретт рассмеялись и вновь поднесли стаканы к губам.

За два часа они выпили по три коктейля и бутылку вина, съели бефстроганов, творожный пудинг и рассказали друг другу о себе. Им никогда еще не было так хорошо. Они сидели в мерцании свечей, их бедра соприкасались, рука девушки гладила руку Барретта, и они молча думали каждый о своем.

Неожиданно Мэгги глубоко вздохнула, освободила руку и отодвинулась. Барретт удивленно посмотрел на нее. Сейчас она сидела совершенно прямо, на лице застыло смущение.

— Майк, прежде чем я полностью протрезвею… Как я говорила по телефону вчера ночью, я хотела обсудить.

— Вам предоставляется слово.

— Я уже говорила о силах зла и сказала, что мой дядя воплощает в себе самое большое зло. Так оно и есть. Он чудовище. Может, я когда-то и относилась к нему хорошо, но сейчас все это позади. Вы даже представить себе не можете, что теперь происходит в их доме.

— Из-за Джерри?

— Да, из-за Джерри. В понедельник он должен давать показания.

— Он по-прежнему не хочет этого делать?

— Пуще прежнего, а дядя Фрэнк все наседает, чтобы Джерри выступил в суде и обвинил книгу Джадвея. Он продолжает кричать, что думает только о судьбе сына. Черта с два! Он думает только о себе и о том, что о нем будут говорить. Если бы он хоть чуть-чуть думал о Джерри, он бы не допустил всей этой шумихи в газетах, никогда бы не подверг своего сына такому испытанию. Он в угоду Йерксу уговаривает Джерри. Дункан постоянно убеждает Джерри, что дача показаний в суде — пара пустяков. А вчера… это было ужасно… между дядей Фрэнком и тетей Этель произошла кошмарная сцена. Это был один из тех редких случаев, когда я услышала, что она не согласна с мужем. Джерри — и ее сын, сказала тетя, она воспитывала его и имеет право высказать свои мысли. И она не намерена сидеть и смотреть, как муж с друзьями превратили жизнь ее сына в ад и заставляют его пойти против своей природы. Тетя Этель считает, что решать должен сам Джерри. Дядя Фрэнк чуть с ума не сошел от злости. Он заявил, что Джерри стоило бы во многом пойти против своей природы, коль уж «трахать» — так он выразился — девчонку, которая этого не хочет, — составляет часть его истинной природы. Потом он начал обвинять тетю в том, что она совсем забросила сына, потому что думала только о себе и своей болезни. Она больше всех виновата, что из парня вышел такой слюнтяй. И она не обладает на него такими же правами, как дядя Фрэнк, потому что думала только о себе, слишком многое ему позволяла, разрешала вести себя как заблагорассудится, и сейчас настало время кому-нибудь вмешаться, подумать за парня и вернуть его на путь истинный. Я подумала, что тетя Этель умрет прямо в своем кресле-каталке, и, когда она начала задыхаться, я вмешалась и спасла ее. Она до сих пор лежит в постели. Правда, ужасно?

— Да.