Семь миров: Оракул

— Ёнк, — приблизившись к панели, уверенно начал он. — Я никогда не благодарил тебя за то, что ты сделал для нас! Я не благодарил тебя за то, что ты, бок о бок стоя со мной под сводом вселенной, год замыкал на себе управление крамовским судном, проходя сквозь туннели и пустыни; я не благодарил тебя в горах, когда ты спускал на тросе мое замерзшее изломанное тело; я не благодарил тебя за то, что ты вытащил нас с Голубой планеты и довез до Семи миров, лишь усилием своей воли и мозга; я не восхищался твоей историей вышедшего из последнего звена гения, не сказал ни слова… Почему? Потому что восхищаются и восхваляют тех, от кого не ждут подвигов, тех, чьи поступки неожиданность. Но ты, Ёнк, ты рожден героем, и твоя смелость закономерна. И именно в этом твоя суть! И я склоняю перед тобой голову, говорю громко и при всех. Без твоего поступка сейчас два года жизни и борьбы были напрасны. Ты можешь умереть, вероятность велика, но только ты один способен сделать это сейчас ради себя и всех нас!

Марсий замолчал. От образовавшейся тишины заложило в ушах.

Хет молча кивал, хорошо понимая, что сейчас чувствует Ёнк. Он не видел происходящего в сфере, но знал, что именно сейчас, именно в эту минуту пациф медленно, с присущей ему осторожностью надевает скафандр, холодно, без эмоций, точно робот. Муриец не мог слышать, но слышал, как застегивается молния, он чувствовал, как Ёнк проводит пальцами по идеально гладкому стеклу шлема, на всякий случай прощаясь с жизнью… Хет дышал ровно в такт с ним, глубоко и постепенно вдыхая кислород, которого больше не было смысла жалеть, успокаиваясь и настраиваясь. Он перебирал пальцами за спиной, понимая, что сейчас Ёнк вводит в панель координаты астероида, перепроверяя дважды, как это заведено в его природе, устанавливает на максимум скорость разгона для своего серебряного шара. Хет вздрогнул от того, что услышал щелчок отцепившейся сферы за секунду до того, как это случилось в действительности. Не нужно было проникающих способностей Атлы, нужно было только хорошо знать своего друга.

— Помоги ему всевышний! — вздохнул Хет, похолодев и закрыв глаза.

Сфера отстранилась от корабля, гордо и плавно замерла в пространстве, приковав к себе застывшие взгляды, и испарилась, перевоплотившись в молнию.

Атла закрыла лицо руками. Марсий смотрел не моргая.

Важно было поймать момент и покинуть сферу не слишком рано, но и не слишком поздно.

Капельки пота выступили на лбу пацифа. От нервного напряжения заложило в ушах. Астероид стремительно увеличивался в размерах. Визжали сигналы датчиков, предупреждающие о скором столкновении. Расстояние таяло на глазах, и, удерживая руку на рычаге, он с трудом сдерживался, чтобы не дернуть его раньше времени.

Оставались считанные секунды, и, зажмурив глаза, он рванул рычаг на себя. Шар распахнулся настежь. Стремительный поток вырвавшегося наружу кислорода откинул тело Ёнка на несколько метров назад, закружив в торнадо. Наблюдая, как сфера молниеносно удаляется от него, пациф с грустью с ней попрощался, поблагодарив за все, что она сделала для них.

Яркий взрыв ослепил его, обдав жаром, отбросив еще дальше от эпицентра, провернув в невесомости шестнадцать раз по оси. Через запотевшее стекло раскаленного шлема он видел оранжевые отблески огня и мутные очертания далеких планет. Ему показалось, что шар вот-вот лопнет, как пузырь, изранив его лицо осколками. Сильно кружилась голова от жара и движения, было тяжело дышать, тем не менее кислород еще был. Ощущая на себе сильное давление, Ёнк зажмурил заслезившиеся глаза, не позволяя себе стонать. Только в эту секунду он осознал, что сделал. В его душе появилось сомнение.

«Что если они не станут спасать меня? Зачем я им нужен? Какой от меня толк теперь? Куда разумней оставить меня здесь, не тратя бесценное время. Мое мертвое опаленное тело, блуждающее по вселенским просторам, вечно молодое и нетронутое разложением, станет лучшей наградой за мое безумие. Они не предупредят пацифов, а я глупец! Как я мог согласиться на это?» — обреченно думал Ёнк, вспомнив о том, что доверчивость была последним качеством его личности. «Как это могло случиться со мной? А теперь мне страшно. Страшно! — подумал Ёнк, почувствовав сильный холод, исходящий изнутри. — Я даже не могу увидеть, летят ли они ко мне. Я ничего не вижу».

Отчаянье поразило пацифа лишь на мгновение и неглубоко. Поборов сомнения, которые было отравили его мозг, он улыбнулся и закрыл глаза, предчувствуя холодное прикосновение спасительного металлического троса. Он расслабил мышцы, отпустил страх и доверился миру. Он перестал чувствовать боль и смерть, ощутив себя безмятежной пушинкой в бесконечном пространстве мира. Он ни в чем не был так уверен, как в том, что друзья спасут его, и по-другому и быть не могло. Он тихо ждал, наслаждаясь абсолютной верой в людей, которую он, наконец, обрел. Енк понял, что научился доверять и надеяться не только на себя, оттого чувствовал в своей душе умиротворение.

— Скорее! — торопил старика Марсий, ощущая в руках дрожь и спазмы внутри груди.