Семь молоденьких девиц, или Дом вверх дном

– Как вы сегодня опаздываете, – спокойно заметила она своим обычным тоном. – Уже был первый звонок к обеду, а через минуту-другую будет второй. Не помочь ли вам, Маргарет? Хотите, я поправлю ваши волосы?

– Благодарю, – холодно ответила я, – я и сама могу справиться, – и тотчас же прошла на свою половину спальни.

Ах, какой же нехорошей я становилась! Люси ничего мне не ответила, но было слышно, что она многозначительно вздохнула. Я тоже не промолвила ни слова, но с нескрываемым презрением посмотрела на беспорядок, царивший на ее половине комнаты. Я переоделась в светлое платье, которое всегда надевала к обеду, пригладила свои вьющиеся черные локоны и надела голубой пояс. Покончив со своим туалетом, я стала у открытого окна и вскоре услышала, как Люси подходит ко мне сзади. Теперь мне кажется, что стоило мне обернуться к ней в эту минуту, как она приласкала бы меня, и тогда едва ли приключилось бы все то, что произошло впоследствии. Но я не двигалась с места, а наоборот, даже слегка отвернулась при приближении Люси.

– Что такое с вами, Маргарет? – спросила она. – Вы как будто расстроены или даже сердиты?

– Это вовсе не ваше дело, сержусь ли я или нет, – отрезала я.

– Может быть, и так, – возразила она, – но своим недовольным видом вы очень огорчаете нас – и меня, и Веду.

– Ах, не надоедайте мне с этой вашей Ведой!

– Вы не вправе относиться к ней так пренебрежительно, – недовольным тоном заметила Люси. – Она такая славная девушка, я не знаю другой, подобной ей. Знаете, что я вам скажу? Было бы очень полезно для вас, если бы…

– Если бы что? – перебила я.

– А вот что: дать вам хорошую взбучку да на час-другой запереть в темной комнате!

– А вы прямо напрашиваетесь на то, чтобы вам сказали, что вы дерзкая девчонка, – резко бросила я в ответ.

В это время раздался звонок к обеду.

– Право, любопытно было бы узнать, почему это вам хочется непременно отравить нам всем жизнь? – со смехом сказала Люси. – Перестаньте, Мэгги, давайте-ка лучше будем друзьями!

– Я попрошу вас не называть меня Мэгги, – перебила я ее. – Меня зовут Маргарет, а Мэгги меня могут называть только мои самые близкие друзья.

В ответ я услышала:

– Я очень жалею, что мне приходится спать в одной комнате с вами, и я буду просить миссис Гильярд, чтобы она перевела меня в комнату Веды. Я уверена, что ваша мама не будет против. Я не хочу оставаться в одной комнате с девушкой, с которой я не могу дружить.

Это заявление Люси очень расстроило меня: какой бы злой и непокорной я ни была, мне все-таки совершенно не хотелось, чтобы мои папа и мама узнали о моем скверном поведении. Разве я не обещала своему отцу, что буду вести себя хорошо, что буду тепло обращаться с приезжими девушками, что буду относиться к переменам в нашем доме сколь возможно терпимо. И что же? Выходит, я самым бессовестным образом нарушила данное отцу слово! Эта мысль привела меня в ужас, и потому я обратилась к Люси с просьбой:

– Пожалуйста, Люси, не обращайте на меня внимания, когда я сержусь! Я сегодня очень злая и откровенно сознаюсь в этом. Мне кажется, я обошлась с вами очень нелюбезно…

– Да уж, это несомненно! – смеясь, подтвердила Люси.

– Надеюсь, вы все-таки останетесь в моей комнате? – продолжала я.

– Нет, ни за что не останусь, если вы будете все такой же несносной! – с иронией ответила Люси.

– Ну хорошо, я постараюсь быть с вами любезнее, – пообещала я.

После этого мы спустились в столовую, и Люси больше ни словом не обмолвилась о своем намерении переменить комнату.

За обедом я боялась взглянуть на американок. Не было ни малейшего сомнения в том, что Люси пока еще ничего не знала о моем подслушивании в беседке. Если бы она что-нибудь знала об этом, то в нашем резком разговоре это наверняка бы обнаружилось. Она считала меня недоброй, невежливой, себялюбивой – и это понятно, но она пока еще не знала, что я была способна на столь неблаговидный поступок. Несомненно, что и Веда тоже ничего не знала об этом. За столом она смотрела на меня с таким милым выражением сочувствия, но меня, при моем беспокойном состоянии духа, это уже не трогало. Я полагала, что Джулия едва ли скрыла от своей сестры, что видела меня в беседке. Однако и Адель, и Джулия держали себя за столом как обычно и даже были очень внимательны ко мне. При взгляде на Адель мне теперь трудно было воскресить в памяти выражение ее лица во время декламации монолога, когда она с таким увлечением произносила чудные слова поэта. Теперь она казалась мне такой неинтересной – в будничном платье, с некрасивой прической, да и голос ее звучал совсем иначе и резал мне слух. Да, Джулия безусловно была великодушна: очевидно, что она пока еще ничего не сказала сестре. Я даже невольно задала себе вопрос, как бы я поступила на ее месте, и должна была по совести признаться, что я не была бы столь добра по отношению к ней.

После обеда пришла почта. Было письмо и для меня – от моего брата Джека. Он не особенно часто писал мне, так что я была очень рада получить от него известие.