Семь молоденьких девиц, или Дом вверх дном

Я всегда любила лес, любовалась ветвистыми дубами и буковыми деревьями. Прохаживаясь теперь под их сенью, я вспомнила выражение лица Веды и от души пожалела о том, что так обидела ее.

«Кажется, я становлюсь совершенно невыносимой, — подумала я. — Если так будет продолжаться, то мне надо будет поговорить с отцом. Я скажу ему, что эти девицы должны уехать от нас, или же я сама уеду из дома, потому что я уже действительно больше не могу их терпеть. Ах, Боже мой! Как бы я хотела с кем-нибудь посоветоваться, поговорить по душам!»

И только я так подумала, как вдруг увидела среди деревьев Сесилию, собиравшую в свой передник валежник для очага. На руке у нее висела корзинка, наполненная чудными полевыми лютиками.

— Ах, это ты, Сесилия! — вскричала я и побежала к ней. Кажется, никогда в жизни я так не радовалась встрече, как теперь, когда увидела свою прежнюю любимую подружку. — Как я рада тебя видеть! — продолжала я и, обвив руками шею Сесилии, разразилась горючими слезами.

— Полноте, мисс Мэгги! — утешала меня Сесилия. — Да что это такое с вами, говорите же скорее, милая мисс Мэгги! Что случилось?

От волнения Сесилия выронила из передника собранный ею хворост, корзинка свалилась с ее руки и опрокинулась, цветы рассыпались по траве.

— Ах, да что же это с вами, мисс Мэгги? — повторила она. — Не плачьте, пожалуйста! Да что же это такое?..

— Я несчастна, совсем, совсем несчастна! Сердце мое разрывается! — с трудом выговорила я и, сев на землю, продолжала плакать — до тех пор, пока слезы не иссякли.

Сесилия присела рядом со мной.

— Перестаньте же, мисс Мэгги, — она обнимала меня и успокаивала своим ласковым, нежным голоском.

Наконец я приподняла свое заплаканное лицо с опухшими от слез глазами.

— Дай мне твою руку, Сесилия, — попросила я, и милая девочка крепко обняла меня и прижала мою голову к своему плечу. Это подействовало на меня успокаивающе. В эту минуту мне и в голову не приходила мысль, что я — дочь пастора Гильярда, а она — дочь лесничего. Я могла кичиться своим положением в прежние, счастливые дни, но теперь, когда со всех сторон, как я себе представляла, ко мне относились недружелюбно, я была невыразимо тронута участием бедной маленькой Сесилии.

— Ну вот, так-то лучше, — сказала Сесилия, заметив, что я перестала плакать. — Вы меня ужасно напугали. Что же такое с вами случилось?

— Ты меня любишь, не правда ли, Сесилия?

— Конечно, очень люблю, милая мисс Мэгги. О, мисс Мэгги, вы меня тогда точно ножом в сердце кольнули, помните, с месяц тому назад, когда сказали, что у вас будут новые подруги и что вы больше знаться со мной не хотите.

— Да, это было очень глупо с моей стороны, — призналась я. — Я люблю тебя больше всех других моих подруг, Сесилия!

— Ах, неужели вы говорите правду? Вы не поверите, как вы меня утешаете этими словами!

— Да почему же? — спросила я, глядя на нее с удивлением. — Ведь мы так редко видимся с тобой.

— С меня достаточно хотя бы издали смотреть на вас и знать, что вы относитесь ко мне по-прежнему, — с улыбкой ответила Сесилия.

Ее слова польстили моему самолюбию, и я, утерев следы слез, проговорила:

— Может быть, это неразумно с моей стороны, но все равно меня радуют твои слова. Мне очень приятно слышать, что ты так любишь меня, Сесилия.

— Да я не только люблю, я просто обожаю вас, — повторила Сесилия. — После нашего последнего свидания я все ночи не могла заснуть из-за слез. И мама мне сказала, что если я буду так сокрушаться, то она пойдет к вам и расскажет обо всем вашей мамаше. Но мы с мамой все же думали, что вы не хотели меня обидеть понапрасну, и что вы все же хоть немножко да любите меня, милая мисс Мэгги.

— Да, я к тебе очень привязана, Сесилия, — сказала я, — и очень рада, что и ты меня любишь. Мы должны непременно видеться с тобой, хотя бы время от времени. Тогда я думала, что буду занята этими приезжими девицами и мне некогда будет встречаться с тобой, но, оказывается, я ошибалась. Теперь я убедилась, что эти девицы вовсе не годятся мне в подруги.

— Они, должно быть, все препротивные, — вставила Сесилия.

— Ну, нет. Я прежде всего должна быть справедлива. Одна из них, которую зовут Люси Драммонд, хорошая девушка, и есть еще другая, Веда Конвей, — прехорошенькая и очень умная.

— Ах, да, я видела ее, видела! — воскликнула Сесилия. — Такая недоступная и холодная девица, не правда ли?

— О нет, нисколько! Ты ведь, вообще-то, немного видела молодых барышень и не имеешь понятия о том, какие из них хорошие, а какие — нет.

— Вот вас я знаю, мисс Мэгги, и знаю, что вы самая красивая и изящная барышня, какую только можно себе представить.

— Перестань, пожалуйста, Сесилия, — самодовольно улыбаясь, прервала я подругу. — Однако ты отлично умеешь подольститься!

— Я нисколько не льщу, а говорю сущую правду.

— Во всяком случае, мне очень приятно, что я могу высказать тебе откровенно, что у меня на душе. Из этих девиц мне особенно ненавистны две американки…