Семь мужей для избранной демоном-драконом (СИ)

Мы не видели, как Андремакс сломал барьер дьярхов и как тем пришлось запустить готовящееся кошмарное заклинание раньше времени. Лишь по пересказам слышали, как Дамиан сумел предотвратить катастрофу, обратив колдовство против них самих, и как из пролома в куполе все равно ринулись полчища магических тварей, будто сотканных из первозданного мрака. Их вопли были настолько дикими, что доносились до особняка эн-Фелисов, заставляя нас содрогаться и с удвоенными опасениями коситься на Мэйриса, застывшего у дверей с обнаженным клинком. Он не в одиночку защищал дом, но, если монстры кинутся в город, устоит ли родовое гнездо эн-Фелисов против тех, кто поверг самого короля и его воинов?

Я была не единственной из женщин, кто, не имея оружия, незаметно спрятал в рукав кухонный нож. Мало ли что. Поговаривали, что дьярхи никогда не брали пленных и не хвастались милостью к побежденным.

Родственницы Мэйриса, как выяснилось, слышали обо мне много хорошего и отнеслись, как к своей, — подбадривали, успокаивали, держали за руку. Я пыталась ответить тем же, рассказывала, что видела богов, что они обещали помочь и что я обязательно спасу их мир от медленного умирания.

Я даже уже точно знала, как это сделать. Правда, не упоминала, что это зависит еще и от того, чем битва закончится для Дамиана.

Все завершилось спустя несколько невыносимо долгих часов. Сперва над городом разнесся победный рык Андремакса, который напоследок на огненных крыльях пролетел над Фарном и снова исчез — как верили алавирцы, до следующего раза, когда королевству будет угрожать серьезная опасность. Затем на улицах начали раздаваться крики ликования, когда из дворца поступили первые новости о том, что дьярхи наголову разбиты, а врата Оси надежно запечатаны. После этого Мэйрис спрятал меч и позволил нам выйти из убежища.

А потом пришел Сокол. Специально ради меня — удостовериться, что я в порядке. Он ворвался в дом по-медвежьи неуклюже — в гремящих доспехах, взмокший от пота, с царапиной на щеке. Отбился от стайки родственниц Мэйриса, пошутив, что у котов девять жизней, а это значит, что все мужчины рода эн-Фелис целы и невредимы, и сгреб меня в охапку, обнимая с веселым и, как всегда, открытым смехом.

— Там за тебя волнуются уже, — объявил «норвежец», подразумевая дворец. — Наши все живы. После того как появились Дамиан с Андремаксом, у нас вообще не было потерь. За тобой собирались отправить Хейса, но эта каракатица в последний момент куда-то провалилась. Фаудо рвался его заменить — и клянусь, у него бы это получилось, если бы лекари не привязали его к столбу, чтобы спокойно заштопать, — расхохотался Сокол.

— Он ранен? — встревожилась я.

— Ничего страшного, самое большее — шрам останется. Пытался перещеголять меня в количестве убитых и напоролся на меч, — он с уважением хмыкнул. — Пожалуй, пора завязывать с тем, чтобы звать его разряженным петухом. Дрался ровирец сегодня как десяток демонов. Впору думать, что в том бою на арене я в самом деле победил случайно. Кстати, все свои победы он посвятил тебе, Рина.

Я натянуто улыбнулась. Кажется, некоторые женихи ко мне слишком сильно привязались. Жаль будет их всех расстраивать.

— А Дамиан? С ним что?

Наверное, я спрашивала чересчур настойчиво или на моем лице что-то отразилось, потому что «норвежец» вдруг посерьезнел и ревниво прищурился.

— А что с ним может быть? Мертвеца ни яд, ни оружие не берут.

— Сокол, — строго произнесла я. — Это важно.

— Да все с ним хорошо. Было бы плохо, на улице был стоял плач, а не гремел счастливый ор. Его потрепало чутка, когда дьярхи пытались нас выжечь своей колдовской дрянью, но он уже оклемался.

— А почему сам тогда не пришел? — тихо спросила я.

— Потому что ты его ждешь, — Сокол глянул на меня так сочувственно, словно не понимал, как я могу не догадываться об элементарных вещах. — А у тебя другая судьба, избранная.

— Вот как, — горько прошептала я.

Дамиан всегда так поступал. Приставлял следить за мной Сокола, заставлял стражу «не замечать» Мэйриса и Фаудо, устраивал встречи с женихами и притворялся, что ему ничего не известно о заговоре. А лично присматривал за мной только по ночам, приходил, когда я спала, думая, что я ни о чем не узнаю. Только я не слепая и не глухая, хотя долго и старательно пыталась быть такой. И у меня было время обдумать, что значат его слова «Если погибнешь ты, все перестанет иметь смысл, избранная ты или нет».

Я отвернулась. Дамиан даже себе вряд ли когда-нибудь признается в том, что он способен что-то чувствовать, не говоря уже о том, чтобы принять меня в свое сердце. Он так привык считать себя мрачным и бессердечным мертвецом, черствым сухарем, что решил, будто это и есть правда. Ничего, смысл еще найдется — в том же, в чем Дамиан его видел всегда, то есть в заботе об Алавире. А я…

У меня другая судьба. В этом он прав.

Ладонь со спрятанным в рукаве ножом впервые за последние часы перестала предательски дрожать.

— Пожалуйста, передай всем остальным, что мне жаль, — сказала я Соколу.

— Чего? — растерялся он и, заподозрив что-то неладное, метнулся ко мне.