– А сейчас день или ночь? Если ночь, их надо срочно вернуть или проблем с полицией нам не избежать… Ладно Забава, к ней все привыкли! Или Аноли, – кто будет связываться со злой птичкой? Но беззащитные девушки из провинции… Русалка сошла с ума!
– Всё хорошо, – успокаивающе проговорил Генрих. – Забава пригласила их в гости в дом твоего брата…
– И это, по-твоему, хорошо? – взвилась я. – Да жёны Лежкины их на пуговицы разберут! Немедленно спасай девчонок! Хотя бы то, что от них осталось… – я сурово посмотрела на Генриха: – Что смотришь? Иди же!
Охотник нехотя поднялся, но Олдрик опередил его:
– Я пойду! Тише, Мара, тебе вредно волноваться…
Он выскользнул из комнаты и тщательно прикрыл за собой дверь, а Генрих посмотрел на меня так, что у меня перехватило дыхание от боли в его взгляде.
– Прости меня, – прошептал он. – Я не должен был оставлять тебя. Я виноват, Мара…
Не сдержав слёзы, я помотала головой:
– Нет! Ты ни в чём не виноват! Это я… всё я… Я такая глупая!
Генрих медленно опустился на кровать, его рука легла мне на голову, и я невольно сжалась, ощущая себя неполноценной без своей рыжей копны волос.
– Тс-с… Тише, – прошептал Генрих. Он наклонился, и я ощутила на щеке его горячее дыхание: – Ты не глупая, Мара. Но больше никогда не подвергай свою жизнь опасности! Я без тебя… не могу жить… не могу дышать… Люблю тебя!
Он наклонился, и его губы прижались к моим влажным от слёз векам. Я затаила дыхание, ощущая, как уходит боль, как растворяются тревоги. Казалось, даже самый страстный поцелуй не произвел бы на меня такого сильного впечатления. Слёзы всё текли и текли по щекам, а инститор тихонько проводил пальцами по моему лицу, вытирая их.
– Всё хорошо, – тихо шептал он. – Всё хорошо.
***
Я с ноги распахнула дверь и крикнула:
– Драконище недобитый! Выходи на честный бой!
Из кухни выглянула удивлённая Аноли: цветастый фартук на её округлившемся пузике никак не вязался с окровавленным мечом в руке.
– Мара? Ты что орёшь?
– Блин, – огорчилась я, разглядывая меч в руке хранительницы, – похоже, я опоздала! Ты теперь вдова?
– Сама ты вдова! – обиделась Аноли и исчезла на кухне.
Я пожала плечами и прошла в гостиную. Дом Аноли, когда в него заехал весь Лежкин гарем, полностью преобразился: быстрый ремонт добавил интерьеру ярких красок, но дети, не удовольствовавшись этим, активно разрисовывали стены всё новыми каракулями. Хранительница, как ни странно, никому не позволяла ликвидировать последствия детской фантазии, утверждая, что дом никогда ещё не был более живым.
Конечно, по сравнению с домом почившего Севира, который мы временно превратили в Новый Крамор, он действительно был веселее и ярче. А ещё – гораздо громче! Только подъезжая к воротам, гость уже слышал непрекращающийся гул голосов, звон посуды, треск ломаемых игрушек и веселый дитячий визг. Казалось, здесь поселилось счастье! И поэтому Лежка наглым образом забил на работу, предпочитая беззаботно нежиться в объятиях любимых жён. Конечно! Банковский счёт Аноли позволял инкубу не только не переживать за своё семейство, да ещё и проворачивать различные финансовые авантюры. Незаконные, разумеется! В результате одной из них моё агентство едва не исчезло… вместе со зданием Забавы!
Едва разобравшись со свалившимися на наши головы проблемами, Забава направилась парк, – лечить свои нервы и трепать чужие, – а я бросилась откручивать голову своему дорогому братцу!
Но ни в гостиной, в которой меня облапали детские ручонки, ни в саду, где меня облепили радостные жёны, Лежика не было, и я, с трудом вырвавшись, вернулась на кухню, где Аноли методично разделывала огромную тушу какого-то невезучего животного.
– И кто это? – кивнула я на окровавленный стол. – В смысле, как зовут этот труп?
Аноли выпрямилась и покрутила пальцем у виска:
– Кажется, после того пожара, у тебя что-то с головой. Трупы не зовут! Их едят.
– Да и ты не отделалась лёгким испугом, – парировала я. – Как ещё объяснить, что ты не только приютила Лежкин гарем, но и сама за инкуба замуж выскочила?! – Аноли злобно свернула глазами, и я примирительно рассмеялась: – Да ладно тебе! Шуток не понимаешь?
– Не советую шутить с беременной женщиной, – прорычала Аноли, угрожая мне мечом, – у которой уже третий месяц токсикоз на всё, кроме сырого мяса!
Я хмыкнула:
– А ты уверена, что беременна от инкуба, а не от волколака?..
Что-то просвистело у самого виска, и я обернулась, да так и замерла при виде покачивающегося в стене окровавленного меча. Не смея и пошевелиться, просипела:
– Прости невестка… была неправа…
– То-то же! – довольно буркнула Аноли. С лёгкостью вытащив меч, вернулась к столу и снова замахнулась: – Тебе отрезать кусочек?
– Только если не от меня, – пробормотала я, недоверчиво посматривая на особо нервную беременную женщину с оружием в руках.
Зазвонил сотовый, и я с облегчением выскочила с кухни Аноли. Та крикнула вслед:
– Если это Генрих, передавай привет! И скажи, что жду вечером на стейк! Опоздает хоть на минуту, и стейк будет из него!
Я торопливо покинула дом и, прижав сотовый к уху, невольно улыбнулась:
– Ты в городе?