Семь очерков о Владимире Горовице

Интересно, что Ванда Горовиц-Тосканини подметила это в характере Самоила Горовица: по свидетельству Г. Шонберга, она считала своего свекра «немного антисемитом» [50, p. 145], а сам Владимир Горовиц, по мысли автора, разделял еврейскую разновидность антисемитизма, то есть «не особенно любил „еврейских евреев“» [50, p. 145]. Это болезненно-острое отношение к своей национальности, принадлежности к особой группе людей, вырабатывалось благодаря прививаемому с детства ощущению враждебности окружающего мира. Более часто такое чувство возникало в тех семьях, которые жили не в окружении своих соотечественников, в каком-нибудь маленьком городке черты оседлости, а вырывались из своей среды, оканчивали высшие учебные заведения и селились в больших городах — но уже не среди своих соотечественников, а скорее по своему профессиональному статусу, в родной по образованию и знаниям, и все же в чем-то чужой для них национальной среде. У этих евреев, которые причисляли себя к «европейской интеллигенции», иногда развивалось даже чувство неприязни к своим соплеменникам, их замкнутому жизненному укладу, суеверию, и, особенно, к их религиозному фанатизму. Такому «еврейскому антисемитизму» способствовала официальная позиция государства, постоянно ущемляющая евреев в правах и благословляя их бесправие перед другими.

Часто одинаково остро критиковались две, казалось бы, диаметрально противоположные тенденции в русском еврействе. Одна из них — естественная для проживающей в чуждой национальной и религиозной среде группе людей — центростремительная. Для этой тенденции характерными были чрезмерная религиозная замкнутость, доходящая порой до полной замены изначальной традиционной религии ее антиподом (так можно трактовать крайнюю степень проявления хасидизма, доходящую до поклонения цадику как Богу)^[95]. Противоположная центробежная тенденция чаще встречалась в молодежной среде. Ее характерными особенностями был, во-первых, атеизм, во-вторых, стремление максимально удалиться от характерных национальных, или приписываемых нации черт [64, c. 260–262]. Для первых — средой обитания были местечки и города Киевской, Черниговской, Черкасской губерний. Для вторых — студенчество крупных городов России.

Характерным примером отрицательного отношения к традиционному иудаизму, цадикам, а также хасидизму, широко распространившемуся в малых городах Украины, в основном, в черте оседлости, служат высказывания евреев-писателей, таких как А. Ковнер и Г. Богров^[96]. Оба писателя были известными общественными деятелями, посвятившими всю жизнь идеям просвещения евреев. Однако в их статьях, письмах и художественных произведениях часто встречаются нотки глубокого презрения к невежеству патриархального, провинциального еврейского быта. Так у А. Ковнера в письме, датированном 1901 годом к В. В. Розанову встречаем, чуть ли не антисемитское: «Да, признаться, и я, несмотря на семитическое происхождение, тоже их (евреев. — Ю. З.) не люблю (подчеркнуто мной. — Ю. З.), но меня ужасно мучает и терзает их нищета, их борьба за существование, их невыносимое положение в России»^[97].