Семь опасных теней (ЛП)

— Не думаю, что есть простой ответ, кто бы вопрос ни задавал, — сказала я, гладя его скулу большим пальцем. Широ придвинулся ближе, наши лица разделяли дюймы. Я задержала дыхание и замерла. Сердце колотилось в кончиках пальцев, и я не знала, ощущал ли он это на щеке.

Но он не успел поцеловать меня, что-то разбилось у столика. Я вздрогнула. Они-чан спрыгнул со столика и пошел к луже натто на полу. Кот стал поедать соевые бобы среди осколков миски.

— Грубый кот, — Широ издал смешок. Они-чан зарычал на него и доел мой завтрак.

— Я и не была так голодна, — я пожала плечами. Мы с Широ были в Ёми не больше двадцати минут, но потеряли шесть часов в реальном мире. Мое тело еще не привыкло к этому. — Нам нужно идти. День уже наполовину прошел.

— Откуда хочешь начать? — спросил Широ.

— Храм Канда, — я повернулась к двери. — Может, Горо будет знать выход из этого бардака.

Десять

Парк Йойоги

Токио, Япония

Горо уже не работал в храме Канда.

Жрицы Канда сказали мне, что Горо месяцы назад перешел в храм Мейдзи в центре Токио. Да, это место было престижнее, но мне стало не по себе. Сомнения проникли в темные глубины разума. Почему дедушка скрыл от меня эту важную деталь? Разве плохо было бы, если бы я знала, что Горо теперь в Мейдзи? И что еще дедушка не рассказал? Он думал, что у нас было больше времени, даже с кровавой луной?

Было больно знать, что я никогда не получу ответы на эти вопросы.

— Мейдзи в центре парка Йойоги, — сказал Широ, мы направлялись к вокзалу. Они-чан бежал у наших ног. — Мы можем поискать там шинигами. Двух зайцев одним выстрелом.

— Уже поздно, — я прикрыла глаза рукой, глядя на небо. — Солнце сядет часа через три, и пройдет еще день. Мы едва начали, а время уже истекает.

— У нас еще есть несколько часов на поиски, — ответил Широ. Мы сели на поезд. На два. Люди поглядывали на жуткого «кота» рядом со мной, но молчали. Я привыкла, что люди пялились на меня, а Они-чан не переживал из-за мнений смертных.

Отыскав якитори для Они-чана, мы с Широ начали поиски в парке Йойоги — огромном парке в 130 акров в сердце Шибуи. Деревья тут были такими высокими, что закрывали почти все небоскребы Токио. Широкие дорожки вились среди деревьев, огибали пруды и поляны. По выходным в парке собирались субкультуры: не только косплееры, но и музыканты, клубы боевых искусств, жонглеры и прочие.

Мы шли, группа девушек танцевала под корейскую песню «Twice». Юноши возраста колледжа играли в бейсбол на лугу, а мама бегала за смеющимся малышом по дорожке. Все выглядело так… нормально.

Все, кроме юноши с лисьими ушами и двухвостого кота, идущего на задних лапах, поедая якитори. Я не была уверена, что видели люди в Они-чане, но я знала, что они не видели вредное существо без манер, какое видела я. Хотя я ему почему-то понравилась.

Мы прошли детей, играющих в «Кагомэ, Кагомэ», и я поежилась. Я не смогу больше слышать эту песню, не думая о крови дедушки на своей коже, не вспоминая, как его дыхание утихало в груди. Я слышала столько тьмы в этой песне теперь. Тьмы и смерти.

— Уверен, что мы найдем тут шинигами? — спросила я у Широ, разглядывая толпу. — Мы не должны искать в месте, которое сильнее… похоже на «Красного они»?

— То есть? — спросил Широ.

— Что-то… не знаю, волшебнее, — я нахмурилась, потому что не это имела в виду. «Красный они» не был волшебным местом. — Что-то потустороннее.

— Шинигами влечет толпа людей, — сказал Широ. — Людные улицы, больницы, бары — чем больше шансов несчастного случая, тем лучше.

Мы брели по ухоженной дорожке под ветвями деревьев с красными и оранжевыми листьями.

— Но откуда они знают, когда кому-то пора умирать? — спросила я.

Широ пожал плечами.

— Шинигами видят мир смертных и Ёми одновременно. Когда смертному пора умирать, они… трепещут. Как-то так. Мама не описывала подробно. Думаю, она считает это не интересным.

— Удивлена, что ей есть дело, — я нахмурилась, когда пес без поводка прошел близко к Они-чану… или слишком близко к его якитори. Кот-ёкай зашипел и шлепнул пса по носу, а потом бросил в собаку пустой палочкой, когда та побежала прочь, скуля.

— Она с амбициями, тщеславная и опасная, — Широ улыбнулся пробежавшей мимо девочке, — но мама заботится о благополучии своего народа и Сумеречного двора. И я думаю, в своем стиле она заботится и обо мне.

Я повернула голову к нему.

— Я думала, ты ненавидел ее?

— Нет, — он решительно покачал головой.

— Даже после всего, что она сделала?

— Она забрала Ронина и меня, когда наша мать умерла. И я не уверен, что ты можешь судить, — парировал он, игриво ткнув меня локтем. — Твои отношения с мамой тоже плохие.

Я вздохнула.

— Знаешь, дедушка как-то говорил, что мама любила раньше храм, а теперь…