– Та-ак, – протянул Афанасьев. – Чертовщина какая-то началась… Добродеевщина.
– Ты что, думаешь, это он замешан во взрыве?! – возопил Колян.
– Да нет, я ничего не думаю. Нужно встретиться, Коля. Да, нужно непременно встретиться. Прямо сейчас. И Васягину звякнем. Все-таки он у нас оперативный работник…
– Какие-то идиотские штучки, – резюмировал Колян, когда Афанасьев изложил ему историю с неудачным просмотром местных новостей, в частности репортажа о взрыве ковалевской дачи. – Получается, что репортаж велся чуть ли не в прямом эфире. К тому же этот рыжий объявил о взрыве моей дачи еще ДО того, как это произошло. Ну да, так и получается!
– У меня на нашем городском телевидении есть знакомые, – поспешно объявил Афанасьев. – Сейчас попробую узнать, что это за тип.
Он начал звонить на телевидение, а Колян зажал нос двумя пальцами и сказал гнусавым, как у первых переводчиков западного видео, голосом:
– Если я узнаю, кто мне такое западло подкладывает, то!..
И Колян врезал кулаком по стене. Сидевший тут же сержант Васягин прищелкнул языком, но промолчал. Через минуту вернулся сконфуженный Афанасьев.
– Н-да, – протянул он. – Мистика, да и только. Нет у них такого репортера на всем телевидении. И репортажа такого никто не делал и в эфир не пускал. А когда я начал описывать этого типа, так и вовсе меня засмеяли. Говорю: «У вас такой рыжий, в очках, есть?» – «Нет у нас никакого рыжего». – «Ну, весь в конопушках!» – «Да нет же!» – «У него еще слева зуба не хватает, при улыбке видно». – «Ты что, Афанасьев, нас за идиотов держишь, что ли? Зачем нам таких красавцев на работу брать?» В общем, подняли меня на смех.
– Больше всего, – авторитетно сказал Васягин, – меня смущает то, что оба взрыва, и у тебя, Афанасьев, и у тебя, Ковалев, так или иначе связаны с датой двадцать второго сентября две тысячи четвертого года. Именно эта дата была проставлена в видеозаписи в так называемом репортаже, так?
– Да.
– А двадцать второе сентября сегодня уже звучало. Его упоминал Добродеев как наилучший срок для… В общем, вы меня поняли.
– Так ты думаешь, что это добродеевские штучки? – тут же воспламенился зять хана Батыя.
– Не знаю. Не вижу мотивов. К тому же старому Вотану, когда он заснул сегодня, приснилось как раз это. И в его сне фигурировало все то, что произошло в действительности. И дата двадцать второе сентября в его сне тоже была. Осталось найти того, кому невыгодно, чтобы дионы прибыли на место приземления Гагарина не двадцать второго, а – раньше.
– Голова! – похвалил Ковалев. – Такой умный у нас, а до сих пор сержант.
– Ничего, – отмахнулся Вася Васягин. – Зато никакой генерал и никакой маршал не может похвастаться тем, что едва не спас Цезаря!!!
– Вот это-то меня и волнует, – тихо отозвался Афанасьев. – Мы уже нагромоздили столько исторических парадоксов. Колян – зять Батыя, предок Ивана Грозного, Васягин – почти что спаситель Цезаря, я тоже немало натворил… По сравнению совсем этим репортаж, который сделали о еще не состоявшемся событии, – это так, ерунда, мелочь, маленькая погрешность во времени…
Все тревожно умолкли.
Наконец Колян Ковалев, первым разорвав удушливую тишину, поднялся со стула и сказал:
– Ладно, братаны. Вы тут дальше перетирайте, если хотите, а я в больницу поеду, проведаю Сережу Борова. Он уцелел, но места живого на нем нет. Врачи, правда, уже сказали, что ничего – выживет…
Ковалев поехал в больницу к Сереже Борову, а через два дня вся компания в составе четырех человек, шести дионов и одного инфернала отправилась в Саратовскую область. На место приземления первого космонавта.
Глава двадцатая
ГАГАРИН И ЛЮЦИФЕР – ПОЧУВСТВУЙТЕ РАЗНИЦУ
– Наверное, кто-то крепко не желает, чтобы мы сделали это. А что, Вельзевулыч, уж не думаешь ли ты, что в дело вступил твой босс, способный пронюхать о наших планах и о том, ЧТО мы уже сделали? – спросил Афанасьев.
Добродеев покачал головой.
– Не хотелось бы так думать, – сказал он. – Когда босс берется за дело, он не припугивает, как в вашем случае. Если бы он за вас взялся, то у вас уже отсутствовали бы возможности выдвигать теории, как вы сейчас это делаете. Да!.. Вы бы уже ножки протянули и ручки на груди сложили, а в них вставили бы вам свечечку, ну и сами дальше знаете… Нет, вряд ли это он. Впрочем, раз уж вы на меня успели подумать, то на моего босса, что называется, сам…
– …сам бог велел, – весело договорил Колян Ковалев.
Из ноздрей Добродеева вырвались две струйки дыма, как будто он курил. Почтенный инфернал страдальчески сморщился и укоризненно глянул на Ковалева.
– Все понял, Вельзевулыч, – примирительно поднял руки тот, – больше не буду, заметано.
– Да ему больше и не надо, – отозвался Пелисье, – посмотрите, он и так зеленый, как новогодняя елочка. Вы что, месье Добродеев, занедужили?