Семь Оттенков Зла (ЛП)

Мэтью встал. Казалось, вся зима легла на его плечи своим огромным весом. Небо было таким же серым, как стены склепа Тракстонов. В такую погоду слабый здоровьем человек мог умереть, и Мэтью лишь надеялся, что Джонси не настолько злы и глупы, чтобы не позаботиться о Мэри как следует.

Оставался еще один вопрос. После того, как Мэтью подпишет необходимый документ и Форбса увезут в бедлам, что будет с Мэри?

Он плотнее запахнул плащ и понял, что в кармане что-то есть. Комок, прижимающийся к его боку. Он сунул руку внутрь и обнаружил, что у него все же остался кусочек свиной колбаски, завернутый в матерчатую салфетку. Итак, с серьезным видом и лицом, исхлестанным морозным ветром, Мэтью позавтракал на ходу и, дрожа, направился обратно к мрачной могиле на вершине утеса.

Глава 15

Найвен Тракстон вошел в комнату своего старшего брата без стука. Он направил фонарь на кровать, где лежал Форбс, уставившись на балдахин над своей головой. Его руки были сжаты на груди поверх одеяла. Уикс принес немного дров в половине десятого, чтобы подбросить их в огонь. Сейчас в камине их было достаточно, чтобы их треск заглушал рев снежной бури, бушевавшей весь день и усилившейся с наступлением ночи.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросил Найвен.

— Не разговаривай со мной, — сухо ответил Форбс.

— Форбс, я же не враг тебе. И Харрис тоже. Мы хотим для тебя самого лучшего.

— Это наглая, отвратительная ложь.

— Тебе нужно отдохнуть. Побыть там, где о тебе смогут позаботиться надлежащим образом. И тебе нужен душевный покой, Форбс. Здесь ты его точно не получишь. — Найвен подошел к очагу, чтобы согреться. От порыва ветра стекла в окнах комнаты задрожали. — Прислушайся! Нас ждет настоящий ад, прежде чем все это закончится.

— Быть погребенным под снегом вместе с тобой и Харрисом — вот, что для меня настоящий ад.

Найвен отвернулся от огня.

— Если ты так сильно хочешь избавиться от «Тракстон-Компани», почему бы тебе просто не продать ее Харрису? Это бы было самым простым, а главное, верным решением. Тебя от него отделяет один росчерк пера.

— Я дюжину раз пытался объяснить вам, что мы не можем продолжать наше семейное дело. Наши средства истощены, и мы должны получить за компанию то, что еще можем. Строительство этого дома покончило с нами, мы перестали быть богачами. Теперь все это лишь пыль в глаза.

— Но Харрис мог бы…

— Харрис — настоящий безумец! — Форбс приподнялся на подушках, его лицо напряглось, а глаза налились кровью. — Неважно, во что он заставил тебя поверить, он живет только за счет богатства Симоны! Я знаю, я видел счета! И я также знаю, что он обескровливает эту бедную больную женщину. — Форбс кивнул, подтверждая свои слова. — Ты понимаешь, почему она болеет, не так ли? Она любит его и знает, как он ее использует! Так что лучше запереться в комнате в постели и вымаливать немного ласки, потому что даже такую малость Харрису тяжело ей дарить.

— Боже, — пробормотал Найвен, — ты превращаешься в отца. Нам придется попрятать от тебя все веревки в деревне?

— Если ты пройдешь по следам Харриса, они приведут тебя прямо к обрыву, — ответил Форбс. Его голос был холоден, как каменные стены склепа. Он пренебрежительно махнул рукой. — Убирайся отсюда.

— Я уйду. Я хотел не только проведать тебя, но и напомнить, что сегодня вечером я дежурю у дверей. Поэтому, пожалуйста, веди себя прилично и воздержись от встречи с призраками. Оставайся в своей постели, потому что твоя выходка очень встревожила Зою. Она начинает задаваться вопросом, во что она ввязалась.

— Только начала? Она должна была понять это, еще когда встретила тебя в Вене.

— Мой дорогой брат, — покачал головой Найвен. — Такой любящий.

С этими словами и тонкой горькой улыбкой он вышел из его комнаты.

Ночь и буря продолжались.

В темных комнатах дребезжали окна, а деревянные двери трещали от холода. Влажные стены кровоточили, а в некоторых местах, особо удаленных от каминов, по камням расползалась серебристая паутинка льда. Высоко, среди дымоходов и крыш лег снег и наросли сосульки. В эту ночь призраки, бродящие по коридорам Тракстон-Мэнора, приостановили свои путешествия, чтобы послушать завывания ветра, ибо эта странная музыка заставляла их вспомнить все печали и тяготы хрупкого состояния, называемого жизнью, которое им так хотелось познать снова. Поэтому они опускали свои полупрозрачные головы и прислушивались к звукам бури.

— Форбс, — произнес мягкий женский голос. — Форбс, дорогой мой…

Фигура в белом одеянии с длинными черными волосами приблизилась к кровати. Ее силуэт вырисовывался в свете последних потрескивающих дров в камине. Она двигалась легкой походкой, подобающей блуждающему духу в ночи.

— Форбс, ты не спишь? — проведя рукой по одеялу, спросила она. — Услышь меня, мой дорогой. Пусть день приходит и уходит. В следующий час я буду ждать тебя на месте нашей встречи. В нашем чудесном месте, мой любимый, где мы никогда не расстанемся.

Послышался негромкий щелчок. В тот же миг яркий свет ударил ей в лицо, заставив ее ахнуть и отшатнуться.