Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин

Как птица я лечу на юг,
Как птица, как птица.
Мехами полон крепкий струг,
Лисицей, куницей.
И взмахи крыльев глубоки.
Черпают водицу.
Поют и машут голубки.
Поют про голубицу.
Далече-далеко страна чудес лежит одна на белом свете.
Там Солнышко гуляет по земле, как господин, в
сапожках красных.
Там люди улыбаются друг другу, каждый, словно
Солнце, ясен.
Дворцы встают хрустальные по воле седовласых чародеев.
Земля родит без пахоты, деревья плодоносят беспрестанно.
Уходит человек из жизни сам, меча никто не поднимает.
Неволи нет, нет правды у людей, а есть лишь только
правда Солнца.
Уходит ночь, проходит день,
Всё дальше, всё дальше.
Страна хрустальных деревень,
Восстань же, восстань же.
От правды русской отойду,
Душою болезной.
И к Солнцу близко подойду
Послушай, любезный,
Спустись на нашу землю, снизойди, зачем ты нас не
замечаешь?
Быть может, ты не знаешь, что лежит земля тверская
под тобою?
По белому по снегу ходит смерть, дымят по-чёрному берлоги.
Из нор выходят люди, каждый день тебя встречают, ты
не видишь.
Над нами гордо соколы парят да все с мечами, топорами.
И никому покоя нет, нет счастья, в сапогах ты или в лыке.
К неправде привыкают, убивают, ищут смерти, а не жизни.

Кругом земля, земля твоя.
Зачем же, зачем же
Ты ходишь к людям за моря?
Мы те же, мы те же.
Мы терем выстроим большой.
Дубовый, кленовый.
В церквах холодных твой меньшой
Не правит, бедовый.

«Поплыл я вниз Волгою. И пришёл в монастырь Калязинский к Святой Троице живоначальной и святым мученикам Борису и Глебу. И у игумена Макария и святой братии получил благословение. Из Калягина плыл до Углича, и из Углича отпустили меня без препятствий...»

В Нижнем Новгороде купцы платили пошлину и дождались Хасан-бека, посла ширваншаха. А ехал он с кречетами от великого князя Ивана московского, и кречетов у него было девяносто.

Поплыли на Низ под охраною посольского судна. Прошли и Казань, и Орду, и Услан, и Сарай, и Берекезан. Остановок не было. Спутники Офонаса везли продавать кожи, меха, полотно, кадушки липовые. Думали, как продадут свой товар и накупят дорогих тканей, персидских красок, да ножей, да посуды серебряной... Как вошли в Бузан-реку, подплыла лодка с тремя чалмоносцами. Передали, что Касим-султан, астраханский правитель, подстерегает купцов, а с ним и войско. Посол каждому из них подарил по кафтану-однорядке да по штуке полотна, чтобы провели мимо Астрахани судно. А было ещё и малое судно с товаром.

«Плывём мы мимо Астрахани, а луна светит, а погоня за нами за грехи наши, кричат: «Качьма — не бегите!» А мы бежим себе под парусом. А погоня близится, и почали в нас стрелять стрелами. Застрелили у нас человека, а мы у них двоих застрелили. А меньшое наше судно зазастряло, и всё-то пограбили, а мелкая моя рухлядь была на том судне».

Так и пропала Офонасова мелкая рухлядь — меха, товар меховой.

«Дошли мы до моря на большом судне посольском, да стало оно на мель в устье Волги, и нагнали нас, и велели судно тянуть вверх по реке до еза. И судно наше большое тут пограбили и четыре человека в плен взяли, а нас отпустили голыми головами за море. А назад, вверх по реке, не пропустили, чтобы вести не подали.

И пошли мы, заплакав, на двух судах в Дербент. В одном судне посол Хасан-бек, да купцы персидские — тезики[15], а на другом судне — шесть московских, да тверичей шесть нас, да коровы, да корм наш. И поднялась на море буря-фуртовина[16], и судно меньшое разбило о берег. А тут стоит городок Тарки. И вышли наши люди на берег, да пришли тех мест люди — кайтаки и всех взяли в плен.

И пришли мы в Дербент...»

* * *

Эх, Каспийское море, море Баку... Железные врата — проход узкий меж горами и морем, защищённый крепостью...