Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин

И все в беседке били ритмически в ладони, поддерживая пение. И Офонас, подобный всем, ушёл в это пение длящееся и пропадал в его переплетениях, в чащах, лианах и деревах, раскидистых деревах звонких поющихся слов... Тогда он стал понимать, разбирать, ведать все хундустанские наречия; звонким пением Дарии-биби они влились во всё существо Офонаса, пронизали Офонаса, пронзили; и они заполонили его рассудок и чуянье!..

Пела Дария-биби. И Офонасу чудилось, будто она обращается словами своего пения лишь к нему одному. Он уже и не мог разглядеть её, она кружилась перед ним одним и будто взлетала, подобная пёстрой птице, птице-деве с человеческим ликом. Но и лик её был смутен, сиял, исчезал, дробился в зрении Офонаса, в глазах его светло-карих... Кружилось пёстрое, и слова летели, налетали, забирали в полон...

Весь Божий мир, мой брат, ночная тьма сокрыла.
У ложа своего ты полог опусти!
Забудь про слёзы, сном скорей забудься сладким,
Подобно мне, покойно, мирно ты засни.
Но если наших дней нелепицы пустые
Томят тебя и сказки хочешь, чтоб заснуть,
Ко мне ступай! Я много сказок знаю
И много песен славных в уме своём храню.
Ты в ухо сердца вдень жемчужины такие,
Ты слушай сердцем песни звонкие мои.
Стал ныне на копьё похож калам искусный,
Длинны и широки сказания мои.
Весь мир я покорю отвагою своею,
Я выдумку одну с другой соединю.
Невесте в сказке дам я украшенье духа,
Друзьям моим казну богатую дарю.
Ступай же, эту ночь в покое проведи ты,
Покой и счастье сказка принесёт тебе.
Послушай же, тебе поведаю я сказки,
Жемчужинами ухо ты своё укрась!
О бдении совсем забыло наше время,
И бодрости теперь не сыщешь на земле.
Да, сон — наш мир! Итак, вставай скорее, спящий,
И бодрости одежды на себя накинь!
Кто бодрствует, того всегда гнетут заботы,
Хотя бы этот миг ты сладко подремли.
Есть гребень у меня для чёрных кудрей ночи,
Я сказками тебе навею сладкий сон.
Моих рассказов цепь увлечь способна сердце,
Подобных им, мой брат, не много ты найдёшь!
Безумие когда моим владело сердцем,
Я сказкам предавалась ночи напролёт.
И если тот, кому расскажут эти сказки,
Безумной назовёт меня, он будет прав!
Себе в подруги сказку в этой жизни избрала я,
О сказках сказку долгую сложила я одна!
Пусть мудрые умы, владевшие словами,
Немало дивных сказок передали нам,
Но нет, никто не знал таких словесных ожерелий,
Никто не пел, не вёл речей таких, как я веду.
Мой брат, тебе поведаю я эти сказки,
Слагая их, я не смыкала глаз моих ночами!..[100]

Дария завершила песню-сказ и замерла, уронив с размаха руки. Она улыбалась счастливо, но её чёрные светлые глаза будто не видели никого кругом... Офонас чувствовал головокружение... Один миг продлилась тишина. И вдруг один из разбойников крикнул:

   — Лиф!.. Лиф!..

И все громко подхватили:

   — Лиф!.. Лиф...

   — Лиф!.. Лиф!..

   — Лиф!.. Лиф!.. Лиф!..

Офонас не знал, зачем они кричат, но среди всеобщих криков ему и самому хотелось кричать, выкрикивать:

   — Лиф!.. Лиф!..

Дария-биби понимала смысл этих криков. Она вновь вскинула округло руки над головой, убранной цветами, и покачивала, словно гибкой аркой, сцеплением тонких рук. Плечи её легко двигались, ходили, а всё её тело в прекрасной одежде легко и нежно колебалось, подобно тонкому древесному стволу под ветром лёгким... Дария-биби снова запела, сопровождаемая весёлой игрой музыкантов. Теперь звонче и яснее других инструментов звучали флейты и тамбуры...