Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин

Итак, я жила во дворце и не имела нужды ни в платье, ни в пище. И случилось так, что среди дворцовой прислуги пошли толки о великом разбойнике Мубараке. Все говорили о нём со страхом. Одна лишь я любила слушать речи о нём; я сама не знала, отчего мне эти речи так приятны и хороши. Но я отчего-то представляла себе, как этот неведомый Мубарак нападает на дворец Лал Сингха, всё кругом громит и сокрушает; и вот я еду с ним, на его коне, разбойник бережно держит меня перед собой на седле...

   — Это было предчувствие, предвидение! — невольно перебил Хусейн Али рассказ Дарии-биби.

Она посмотрела на него с улыбкой.

   — Продолжи, Дария! — попросил он. — И знай, на свете всегда существует горячее сердце, где помещается любовь к тебе! И это сердце будет гореть любовью этой до самой моей смерти. Потому что это моё сердце.

   — Я благодарна тебе, Хусейн Али, — отвечала Дария. — И на любовь твою я отвечаю своею любовью.

И она продолжила свой рассказ.

   — Моя госпожа являлась младшей супругой Лал Сингха. Она была моложе прочих его жён, он не имел от неё детей, но любил её сильно. Другие жёны завидовали ей. Родители её были знатного происхождения, но разорились, обеднели и жили щедротами Лал Сингха. Молодая госпожа была к ним привязана и, когда супруг позволял ей, отправлялась навещать своих родителей и привозила им и своим младшим сёстрам подарки. Но с той поры, как в окрестностях появился Мубарак, ей не дозволялось выезжать. Она уже давно не видела своих родных и затосковала. Она уговаривала мужа, но тщетно. И вдруг старшая супруга правителя Лалганджа, прежде никогда не любившая младшую, стала проявлять к ней доброту и участие. Я тотчас поняла, что это неспроста! Однажды моя простодушная госпожа сказала мне:

   — Ты знаешь, я скоро поеду снова навестить своих родных, и возьму с собой тебя. Лал Сингх не хотел отпускать меня, но бегам[111] Умдатуниса всё же сумела уговорить его. Он опасается Мубарака, но Умдатуниса разумно уверила нашего господина и мужа в надёжности воинов Лалганджа...

Умдатуниса — было имя старшей жены Лал Сингха.

Я хотела было высказать горячо всё, что думала. А думала я, что Умдатуниса коварная и злая; что она хочет, желает всем сердцем гибели своей юной соперницы... Но я не произнесла ни слова. Я поняла, что все слова мои будут истолкованы против меня. Госпожа хочет ехать, и если я вдруг явлюсь невольной помехой ей в этом, она возненавидит меня. И лучше я погибну на проезжей дороге от разбойничьих стрел, нежели буду терпеть унизительные попрёки и холодность в обращении. Смерть лучше унижения.

Смерть может быть быстрой, а унижение чаще всего протягивается надолго...

И вот я очутилась на большой проезжей дороге, в который раз в своей жизни. А что сделалось далее, вам ведомо, потому что вы сами были тому свидетелями и участниками!

Дария-биби завершила свой рассказ. Некоторое время она, Хусейн Али и Юсуф провели в молчании. Затем Хусейн Али обратился к Юсуфу:

   — Хорош ли рассказ моей любимой? Красив ли этот рассказ? Правдив ли этот рассказ?

Юсуф задумчиво пощипал редкую бородку, потёр пальцами правую щёку, затем сказал решительно:

   — Рассказ Дарии-биби прекрасен, как прекрасна и она сама! Рассказ этот настолько прекрасен, что и меня одолевает, словно бурное море — одинокую ладью, желание поведать вам о себе всё, что только возможно поведать!.. — С этими словами он вскочил в волнении на ноги, взмахнул широко руками, затем вновь сел. Дария-биби и Хусейн Али смотрели на него серьёзными, испытующими взорами.

Офонас принялся говорить, рассказывать о себе. Он сказал своё настоящее имя; сказал о своём снежном далёком городе, о лесах и полях, о князьях и церквах... Он сказал о своей жене Насте и со слезами, увлажнившими его глаза, говорил об Ондрюше... Хусейн Али и Дария-биби слушали его с нескрытым любопытством и сочувствуя его горестям...

А когда Офонас закончил свою речь, Мубарак обратился к нему, блестя в улыбке белыми зубами:

   — Всем говори своё имя! Ничего не бойся. Говори, открывай себя. Разбойник Хундустана — на твоей защите!..

И Офонас осмелел наконец и попросил с горячностью:

   — Откройте мне веру хундустанцев! Я открыл вам веру земель и городов наших, веру моих родичей; мне ведома и вера Мухаммада-пророка. Лишь о вере хундустанцев я знаю мало. Один человек сказал мне, что корова у них — бог!..

Хусейн Али посмотрел сурово, однако видно было, как он усиливается не улыбаться.

   — Мы оставили языческие верования, — сказал он. — Мы исповедуем правую веру Мухаммада. Но всё же хундустанская вера — вера наших родичей, праотцев и соплеменников. Я открою тебе, что знаю сам!..