Семь пядей

Все, что было вокруг, вдруг снова смешалось в каком-то невообразимом хаосе. Бешено закрутился водоворот событий, и снова в этих событиях участвовал не сам он, Витя Сайкин, а кто-то другой, отобравший у него мысли и голос.

Сначала Витя пожаловался маме, что трудно ходить на станцию за керосином по такой жаре, какая стоит все эти последние дни. Мамино лило было по-прежнему доброжелательно-непреклонным, она заметила что-то о воспитательной силе труда и об огромной пользе, которую он приносит молодому, растущему организму. Витя на это сказал: "Вот если бы..." - и замолчал, потому что Мозг подсказал именно так, но договорив фразу до конца. Мама взглянула на Витю, и лицо ее стало вопрошающим. Витя напомнил маме, что отец давно уже обещал подарить ему после окончания школы мотороллер, и теперь, раз школа окончена... Мозг сделал паузу. Мама строго переспросила: "Опять мотороллер? Но ведь уже ясно..." Не дав ей досказать, Витя стал говорить дальше: Пете Иванову (имя было Вите совершенно незнакомо) родители подарили мотороллер даже после седьмого класса, а Петя учился на одни тройки и, кроме того, чуть ли не два раза оставался на второй год. Мама сказала, что родителям этого Пети Иванова, должно быть, абсолютно все равно, будет ли их сын благополучно здравствовать или погибнет под колесами, и что лично она отличается от них принципиально. Дальше Витя выслушал небольшую речь, в которой мама всячески выгораживала папу, убеждая Витю в том, что он дал обещание не в прямом смысле слова, а лишь думая о том, какой подарить за окончание школы подарок, назвал мотороллер в качестве одного из примеров, вовсе на нем не заостряя внимания, и что Витя хорошо должен был это понять. У отца во время этой речи был очень довольный вид, он внимал жене и согласно кивал.

Мозг подсказал Вите сделать вид, что будто он все понял, и посидеть некоторое время с безразличным лицом. Витя, как умел, сделал безразличное лицо и стал ждать, что же будет дальше. Мозг вдруг подсказал совсем неожиданное: простодушно спросить у отца, по какому принципу работает тот японский полировальный автомат, который он с таким вниманием всегда рассматривает в витрине комиссионного магазина? Витя спросил, и разговор принял совсем иной оборот.

Лицо Николая Васильевича Сайкина мгновенно приобрело другое выражение. Очень робко и растерянно он посмотрел на Витю, а потом на жену и сказал что-то неуверенное об установившейся всерьез и надолго прекрасной погоде. Мама подозрительно подняла голову и поинтересовалась, что это за автомат. Папино лицо все пошло красными пятнами, он заерзал, на стуле и, нервно посмеиваясь, стал переводить разговор на другую тему. Мама обратилась с тем же строгим вопросом к Вите, и, повторяя подсказку, Витя выпалил, что вот уже несколько дней подряд он каждый вечер встречал отца возле витрины одного комиссионного магазина; каждый раз папа настолько пристально разглядывал выставленный там какой-то японский полировальный автомат, что не замечал ничего на свете и даже не реагировал на Витины попытки вывести его из этого состояния, и вообще, кажется, не обращал на сына никакого внимания. Николай Васильевич вздрогнул и очень широко открыл глаза. Витя выпалил, что больше всего его поразила цена прибора - он стоил примерно столько же, сколько мотороллер...

Мамино лицо тоже теперь изменило выражение - у нее скорбно сошлись на переносице брови и на мгновение сурово сжались губы.

- Ах, вот что! - сказала она горько. - Значит, он даже не обращает внимания на сына! Значит, теперь ему понадобился еще и полировальный агрегат. А я-то думала, а он...

Возникла очень долгая пауза.

- Ну, конечно, - продолжала мама, - до сына ли ему, если у него перед глазами этот агрегат!..

- Но, Таня, - тусклым голосом попробовал сказать Николай Васильевич, я ведь действительно даю тебе честное слово...

- Нет, ему не до сына! - повторила мама. - И не до семьи! Его интересует только дерево! Это его вечное дерево! Мало того, что из-за дерева семья его совсем не видит, он стругает и дома, дома полно опилок и стружек...

- Но, Таня... - начал отец снова.

- С каждой зарплаты, с каждой премии он тащит домой какие-то рубанки, фуганки, лобзики, а теперь еще...

- Но, Таня... - начал Николай Васильевич в третий раз голосом, потускневшим вконец, он умоляюще посмотрел в сторону Вити.

- Что, Таня? - горько переспросила мама. - Ну что, Таня? Что?..

Витя ошалело сидел за столом, он совершенно не представлял, как себя дальше вести и что делать. Мозг молчал. Сцена, происходящая на Витиных глазах, не имела в его жизни никаких аналогий. Причины, доведшие родителей до крупного разговора, были совершенно не ясны. Непонятно было, о каком приборе вдруг завел разговор Мозг и какой из всего итого должен был вытечь результат.

События между тем закручивались еще стремительнее и энергичнее. Горькие интонации в мамином голосе вдруг исчезли, голос зазвенел, и, не глядя на мужа, мама сказала:

- Виктор! Будь добр на несколько минут нас оставить!