Анита вздохнула. Она прошляпила начало йоги, но зато можно прогуляться перед завтраком.
Анита вышла на просёлочную дорогу. Она обожала ходить, во время долгой истории с разводом прогулки вдоль и поперёк склонов Брианцы (пригород, где они с Бруно жили) помогали Аните упорядочивать мысли.
Сейчас в голове порядок напрочь отсутствовал, там копошился ворох самых разных мыслей. Как сказали бы англичане: «I am so confused».
Анита окончила лингвистический, первым её языком был английский. Она обожала то, как по-разному звучало описание одних и тех же состояний или феноменов, явлений или предметов на разных языках. Прямо сейчас она была именно confused. Фраза «была в смятении» не передала бы на сто процентов то, как она чувствовала себя сейчас.
Анита не совсем понимала, как именно они будут «обретать глубокий смысл», но эта фраза из описания ретрита запала ей в душу больше всего. Не «сексуальность», не «женские мистерии», не даже «чувственность повседневности».
После перекрёстка можно было идти вдоль поля или свернуть направо, там, через пару метров, начиналась буковая роща. Высокие белёсые стволы деревьев чем-то напоминали Аните родные берёзы. На стволах не было обычного для берёзы узора, но то, на каком расстоянии стояли деревья, и то спокойствие, которое обычно дарили такие берёзовые рощи, напоминали Аните о родных сердцу местах.
Анита шла по роще и думала о том, что вчера в женском кругу ей так хотелось открыться, хотелось рассказать о том, что волновало по-настоящему. Возможно, ещё не время, к тому же она не представляет, с чего именно ей стоит начать рассказ о себе? С того момента, когда Бруно впервые двинул в неё стол? Или с момента детства, когда умерла мама; а может быть, стоит начать с того случая, когда бывший поставил камеры и заснял, как она бросилась на него с ножом, чтобы все подумали, что агрессор она, а не он, чтобы попытаться забрать у неё самое дорогое – детей? Или, может быть, ей стоит сразу же сказать, что она всё ещё скучает по их с Бруно сексу и это её по-настоящему пугает. И, скорее всего, поэтому она здесь, чтобы навсегда избавиться от этой нездоровой зависимости.
Дорога шла вверх, Анита остановилась, переводя дыхание, посмотрела на часы. Можно возвращаться, она достаточно голодная, чтобы хорошенько позавтракать. Она шла ещё минут десять, пока дорога не прервалась. Анита остановилась и ахнула. Перед ней открывался живописный вид, мохнатые горы с каменными выступами и острыми верхушками, внизу виднелась деревенька. Через сизую дымку выглядывали церквушка и плотно стоявшие друг к другу черепичные крыши домов. Анита подошла к краю утёса и отпрянула, гора резко обрывалась, камень из-под ног сорвался вниз, и только через несколько минут Анита услышала, как он приземлился. Обычно такие места в Италии огораживались оранжевой лентой или обязательно ставили предупреждение, что есть опасность. Надо будет сказать об этом месте персоналу, хотя кто сюда пойдёт.
Вернувшись в дом, Анита торопливо вошла в столовую, втягивая аромат свежих круассанов и кофе – запахи утренней Италии. Она подошла к сервированному шведскому столу. В свете утреннего солнца бархатные персики, оранжевые абрикосы, грозди винограда и ломти молочного цвета дыни казались праздником на холстах флорентийских мастеров. Лучи солнца играли в хрустале кувшинов, наполненных разными соками, молоком и водой, ряды пышных булок и круассанов манили своей сдобой и ароматом, вазочки с джемами и маслом только и ждали, чтобы их намазали на румяные тосты, выпрыгнувшие из металлической тостницы.
Первым делом Анита положила в тарелку кукурузные хлопья. Привычно шмякнула их в пиалку, налила молока и уже хотела идти за свой столик, как вспомнила пункт: «Чего я хочу прямо сейчас.?Что хочу есть? Что хочу пить?»
Анита поставила обратно пиалу с хлопьями. А чего она и правда хочет? Она забыла, когда в последний раз по-настоящему чувствовала желание что-то съесть, и вот сейчас она стоит перед изобильным столом и может выбрать всё что угодно.
Этот буфет казался ей метафорой, подарком судьбы. С того момента, когда Анита развелась с Бруно, жизнь, словно поощряя её смелость, подкидывала ей различные подарки.
– Кому яйца, дамы? – спросила Виола, кучерявая девушка в полосатом фартуке, помощница Марии.
Виола идеально вписывалась в общую картинку, и всё в этой картинке было настолько на своём месте – и цвета, и фактуры, и то, как салфетки оттеняли цвет персиков, и розы в хрустальном графине цвета скатерти, что казалось, они репетировали и создавал эту атмосферу последние несколько месяцев.