Семь подземных королей

Кагги-Карр снова в Канзасе

Все вороны Изумрудной страны знали и уважали Кагги-Карр. Собрав в пригородной роще стаю, Кагги начала придирчиво осматривать ворон. Наконец, она выбрала одну молодую, с мощной грудью и крепкими крыльями, с озорными глазами. Избранницу звали Карр-Карайя. Она приходилась не то внучкой, не то правнучкой Кагги-Карр, потому что все вороны Волшебной страны были в родстве.

Карр-Карайя страшно обрадовалась, узнав, что ей выпала на долю великая честь лететь за Элли в Канзас, да ещё при этом стать такой огромной, что можно будет одним ударом клюва зашибить орла.

— А ты не подведёшь? Оправдаешь моё доверие?

— Ну, что вы, бабушка! Можете быть спокойны.

Кагги-Карр рассвирепела.

— Мне всего сто третий идёт, а ты осмеливаешься называть меня бабушкой, точно я старуха! Какая я бабушка в мои годы! Если ты ещё хоть раз скажешь это отвратительное слово, не видать тебе Канзаса. Зови меня тётей.

— Слушаю, ба… Слушаю, тётя! — пролепетала испуганная Карр-Карайя.

Когда вороны прилетели во дворец, у Виллины уже было готово письмо к Элли. Добрая фея рассказала в нём о событиях последнего времени. В письме она особенно подчёркивала то обстоятельство, что волшебная книга называет Элли и её дядю Чарли спасителями Страшилы и остальных пленников.

«А раз так говорит Книга, — заканчивалось письмо, — то тут делать нечего, и придётся тебе, милая девочка, и вам, моряк Чарли, ещё раз посетить нашу страну. Я посылаю за вами транспорт поудобнее сухопутного корабля, и, пользуясь им, вы уж во всяком случае не окажетесь в плену у чёрного камня Гингемы.

Известная вам Виллина, добрая волшебница Жёлтой страны».

Дальше шла приписка:

«Это письмо принесут в Канзас две гигантские птицы, но ты их не пугайся, Элли! Одна из них твоя старая приятельница Кагги-Карр».

Письмо упаковали в непромокаемый мешочек, который будет висеть на шее у Кагги-Карр. Виллина совсем было собралась увеличивать ворон, но спохватилась, что тогда им не выбраться из дворца. Пришлось выйти на открытый воздух.

Виллина пустила в ход своё колдовство, и две гигантские птицы взмыли в небо, напугав жителей Изумрудного города. Они сочли это предвестием нового несчастья, но когда узнали, что птицы полетели за Элли и моряком Чарли, то восторженно приветствовали Виллину.

А добрая фея помахала им рукой и исчезла. По закону она не имела права надолго покидать свою страну.

Вороны летели с поразительной быстротой. Остались позади Кругосветные горы и Великая пустыня, и внизу пошли населённые места. Когда Кагги-Карр впервые разыскивала Канзас, это стоило ей больших трудов. Но птицы наделены особой памятью, и теперь Кагги безошибочно держала нужное направление.

Всего несколько лётных часов понадобилось крылатым посланницам, чтобы оказаться в окрестностях фермы Джона Смита. Но было бы крайне опасно явиться туда среди бела дня. В лучшем случае чудовищные птицы могли напугать до полусмерти обитателей фермы, а в худшем получить в бок заряд картечи из охотничьего ружья дядюшки Джона.

Поэтому Кагги-Карр и её спутница присмотрели неглубокий овраг в нескольких милях от фермы и залегли там до ночи. А когда на фермах погасли огни, и всё угомонилось, вороны опустились у крыльца Элли. Карр-Карайя перетёрла клювом завязки у мешочка с письмом, висевшего на шее тётки, и мешочек упал возле крылечка.

После этого гигантские птицы вернулись в овраг. Но они проголодались, а ждать свидания с Элли предстояло до следующей ночи, поэтому они принялись разыскивать съестное. Это съестное явилось им в виде дынного поля дядюшки Мэтью. Вороны произвели на нём неслыханные опустошения.

Обнаружив утром грабёж, дядюшка Мэтью обвинил в нём мальчишек с ближней фермы, и между соседями завязалась долгая вражда.

Как могут приходить письма

Наступило утро. В это утро одноногий моряк Чарли Блек должен был покинуть ферму своего шурина. Всё было готово для дальнего пути: рюкзак уложен, дорожная сумка наполнена свежей провизией, деревяшка, заменяющая ногу, подбита кожаной подмёткой.

После сытного завтрака началось прощание. Оно не было грустным. Дело в том, что Чарли Блек собирался уезжать на океан уже в течение трёх месяцев. Но в каждый из этих девяноста дней, поддавшись просьбам и поцелуям Элли, моряк скидывал с плеч рюкзак, возвращал сумку с провизией сестре Анне и откладывал уход до следующего дня.

— Заметь, Элли, это уже в последний раз! — говорил он, сурово хмуря брови.

— Конечно, в последний, самый-самый распоследний! — лукаво улыбалась девочка.