В телефоне было молчание, Андрей Валентинович понял, что это навсегда. Защемило сердце. А разве у него был выбор? Сгорбыш всю жизнь стоял между ним и любимой женой. И вновь стоит. С этой словно приклеившейся к губам улыбкой, обманчиво голубыми глазами, в которых сверкала расплавленная сталь. И он каждый раз побеждает, этот Сгорбыш. Ему везет. Пора, наконец, это признать.
– Полина, я должен тебе кое-что сказать.
– Илья, по-моему, мы все уже обсудили.
– Нет, не все. Я не могу купить тебе обручальное кольцо с бриллиантом в десять карат. У меня нет средств. И насчет «Бентли». Тебе придется какое-то время ездить на старой машине. С покупкой дома тоже пока проблемы. Но Алла съезжает, и если ты не возражаешь, то я перееду к тебе в Москва-Сити. Года три экономии, и я смогу выполнить все свои обещания. Если ты хочешь узнать точные цифры и как я собираюсь этого достичь…
– Илья! Ты думаешь, я в этом что-то понимаю?! Ну а Мальдивы? Их тоже не будет?!
– Свадебное путешествие на Мальдивы не отменяется. Теща обещала деньжат подкинуть. И твоя бабушка расщедрилась. У нас будет шикарная вилла с бассейном, а вокруг – никого.
– Значит, все будет красиво?! Представляю себе фотки! А можно купить Сваровски и всем сказать, что это бриллиант?
– Я думаю, никто не усомнится, что у Полины Петровской в кольце десятикаратник, а не стекляшка.
– Тогда ладно.
– Полина, почему ты согласилась выйти за меня замуж? После всего?
– Илья, моя умная сестренка говорит, что любовь – это когда женщина растворяется в мужчине, ну и другие красивые слова. Она там куда-то растворилась в своем Женьке и свалила с ним из дома. Я считаю, что она дура. У меня голова на месте. Я понимаю, что мне без тебя будет плохо. Ты всегда был рядом, и я к этому привыкла. Я хочу, чтобы ты и дальше был рядом. Понятно объяснила?
– Вполне.
Антонов невольно улыбнулся. Каждый любит как может. Полина так и останется ребенком. Чувства детей предельно эгоистичны. И пока он Полине необходим, как воздух, жена будет его любить. Дальше все в его руках. Можно сказать, мечта сбылась.
– Борис, пришло сообщение с Кипра. Умер Андрей Валентинович Петровский. Лёнин отчим. Передозировка обезболивающего. У него был рак. Видимо, не выдержал невыносимой боли и покончил с собой.
– Соболезную.
– Я его мало знала. Пока он жил в Москве, вечно был занят, мы почти не общались. Леня не любил говорить об отце. О том, что Петровский ему не отец, а отчим, я узнала недавно. От свекрови. Я думала, что она теперь уедет на Кипр, но Эвелина Вячеславовна взялась опекать Леню-младшего. Даже на похороны Андрея Валентиновича она не поедет.
– Ты уже привыкла к тому, что этот новый Леня живет у вас?
– Нет. Мне больно его видеть. Он удивительно похож на моего покойного мужа. Такое ощущение, что время повернулось вспять, но не для меня. И я, старая, каждый день вижу юного Леню, неиспорченного еще, не одержимого идеей построить строительную империю и местью, не раздираемого сомнениями и противоречиями.
– Боюсь, что ты ошибаешься, – осторожно сказал Дергач. – Парень непрост, он хорошо играет свою роль. У твоего мужа тоже были незаурядные актерские способности. Далеко не все его раскусили. А спросил я потому, что хочу предложить тебе уехать отсюда.
– Куда?
– Ко мне.
– Борис, я не могу. Не готова еще.
– Ты никогда не будешь готова. Просто возьми и закрой за собой дверь. Оставь этот дом Сгорбышам. Так, кажется, фамилия Лёниного деда.
– И куда мы поедем?
– За границу. Тебе надо уехать отсюда подальше, Настя. Поедем на Мертвое море, нервы полечишь. Потом я тебя с родителями познакомлю.
– Почему ты так уверен, что я выйду за тебя замуж?
– Потому что ты не можешь быть одна. Тебе надо о нем говорить. Лучше меня тебе никого не найти. Как бы я ни относился к Петровскому, он прожил яркую жизнь и много чего успел. Он был моим другом, несмотря на наше соперничество. Жаль, что так вышло. Но с другой стороны, зачем лицемерить? Без моего участия обошлось. Иногда я был близок к тому, чтобы самолично его придушить.
– Мария Михайловна, оформление документов займет какое-то время.
– Я подожду. Главное, чтобы Саша все это время жил у меня.
Женщина из отдела опеки смотрела с недоверием:
– Мы можем поискать его отца. Пока он числится пропавшим без вести.
– Саша его совсем не помнит. Он уже ко мне привык. Со мной он проводил гораздо больше времени, чем со своей… с женщиной, которая называла себя его матерью. Я очень люблю этого мальчика.
– Но это огромная ответственность!
– Я понимаю.
– Если бы вы не были детским психологом… А где мальчик-то?
– В коридоре.
– Один?!
– Нет, конечно. Со мной пришли коллеги. Те, кто тоже работает в санатории.
– Скажите им, пусть приведут ребенка.
Дверь открылась сама. Светловолосый голубоглазый мальчик стремительно пробежал через весь кабинет, уткнулся в грудь Марии Михайловны, сидящей у заваленного бумагами стола, и замер. Она ласково погладила ребенка по волосам.
Саша вдруг поднял голову. За окном на ветке сидел воробей.
– Птичка, – отчетливо сказал Саша.
– А в бумагах написано, что он не говорит, – удивленно сказала женщина из отдела опеки.