Семь рек Рима

— Я уже сказал все! Она мне не нужна! Я ее давно не видел! И не видел бы еще сто лет! И не слышал! Но как вы не понимаете?! — он зачем-то схватил себя за уши и сразу сделался похож на беловолосую обезьяну. — Вчера она опасалась, что не сможет мне перезвонить, а сегодня ко мне приходят из полиции и говорят, что она пропала! Какой вывод я могу сделать?!

— Какой? — злость под напором его нелепых эмоций отступила. — Какой вывод? — спросил я.

— Но это же очевидно, — пролепетал Влад и неожиданно побледнел. — Она определенно знала свое будущее. И это будущее с ней произошло. Она умерла, — выдохнул он. — Наверное, это она просила вам передать. Хотя нет. Какую-то чепуху — вроде того, что будет ждать вас.

* * *

— То есть неприятности начались у них сразу, — утвердительно сказала Пат, с удовольствием разглядывая пещеру. — Смотрите, тут зубы.

— Да, — торжественно подтвердил наш провожатый. — Пещера была так потрясена, что хотела на месте уничтожить братоубийцу.

— Это было бы опрометчиво, — рассмеялась Пат, — тогда Адаму и Еве пришлось бы начинать все сначала. Кто знает, смогла бы Ева снова родить. Если нет, тогда и нас с вами не было бы.

— Там, — наш кругленький провожатый показал наверх, — знают все, что было и что будет. Аллах поэтому и послал Джабраила, чтобы он остановил пещеру — Каин остался жив.

— Все-таки странно, что первый человек, которого смогли создать сами люди, оказался таким негодяем. Наверное, это потому что зачали его в раю, а родился он уже здесь.

В пещере было тихо и холодно. Я провел рукой по стене пещеры — она была гладкой, словно вылитой из стекла.

— А все-таки, — спросил я человека в зеленом халате, — зачем там, — я точно также показал пальцем вверх, — решили оставить Каина в живых? Устранили бы сразу — все бы запомнили, что хулиганить нехорошо.

Круглый человечек засмеялся.

— Здесь была другая мысль, — проникновенно произнес он. — Он, — жест вверх, — оставил Каина живым и наложил ему на лоб клеймо из одной буквы своего имени. Если бы не это — мы не знали бы, что есть преступление и что тот, кто его совершил, не избавится от печати.

Мы вышли к теплому воздуху. Провожатый предложил нам выпить чая, а когда мы отказались, церемонно попрощался.

— Вы созданы как единое целое, — сказал он напоследок. — Постарайтесь не терять друг друга.

* * *

От выпитого вина мне захотелось есть. То есть на месте злости теперь поселился голод.

— Все равно не понимаю, что это вы так разнервничались, — сказал я и закурил. — Вы грубиян, которому на всех плевать. Чем вас могла взволновать смерть бывшей жены? — я был очень хладнокровен. — Если с ней действительно что-то случилось.

Солнце, внезапно сорвавшись со своего места на самом верху, неожиданно быстро покатилось вниз. Казалось, оно сейчас шлепнется на землю и как резиновый мяч станет подпрыгивать на линии горизонта. Я рассматривал лицо Влада, который замер в прострации. Лицо его исказилось, на лбу собрались морщины.

— Вы знаете, — спросил я его, — что такое Каинова печать?

Влад встрепенулся и посмотрел на меня как на сумасшедшего.

— Нет, — он дернул плечом. — При чем здесь…

— Это буква «шин», — проговорил я. — Она выглядит примерно как русская «ш», а происходит от финикийской «син», которая выглядит как английская «дабл ю».

— Ну и что? — процедил Влад. — Самое время умничать…

— Каинова печать — это печать преступления, — спокойно продолжил я. — Прямо как морщины на вашем прекрасном лбу. Может быть, это вы убили Пат?

Глава десятая

Отделаться от Влада оказалось непросто. Мы еще добрых полчаса просидели в садике, он то вспыхивал в раздражении, то угасал совершенно — я вдруг вспомнил, что Пат отзывалась о нем как о человеке очень неуравновешенном, иногда даже необузданном. Но, тем не менее, он помог мне. Я потихоньку начал представлять, как все могло произойти. Нужно было время и кое-какие сведения. Утром можно было начинать действовать — хотя в глубине души я надеялся, что когда мой незваный гость уйдет, Пат возьмет и просто появится.

Она не появилась.

Вы наверняка замечали, как меняется почерк из-за того, что мы теперь постоянно пользуемся компьютерной клавиатурой. Мой, например, изменился до неузнаваемости — как будто я снова вернулся в первый класс. Тогда мне казалось, что буквы — это картинки и каждую надо рисовать, высунув язык.

Стараясь быть разборчивым, я сочинил записку для Пат, где сообщал, что вернусь из магазина примерно через полчаса.

Я стал узнавать продавщиц, а они улыбаться мне — хотя, скорее всего, это были лишь профессиональные улыбки. Дома были остатки сыра, но я решил купить еще и не разоряться на настоящий пекорино романо, а приобрести нечто, что лежало валом в большой корзине. Сыр назывался итальянский твердый — «итальяно дуро» — и по виду напоминал пармезан или грана падано. Разница в цене была значительной — четырнадцать евро за пекорино и шесть за дуро. Вина я купил побольше, вместе с упаковкой яичных тальятелле — один евро девять центов за полкилограмма.