Гонка продолжалась примерно четверть часа, пока Рене перестал петлять и шлепнулся задом на пустую скамейку.
— Уф! Славно развлеклись!
Герман особо на физическую форму не жаловался, но ничего приятного в забегах по пересеченной местности не видел. Нависнув над Рене, он припечатал его своим самым тяжелым взглядом:
— Что это было? И постарайся объяснить в трех словах.
— Не сошлись точки зрения, — радостно объявил рыжий. — Или частицы тоже считаются?
Берт накинулся на Германа сзади и намертво прижал руки к бокам:
— Не надо! Не бей его!
Брови Рене стремительно поползли вверх:
— Он еще и драться умеет? Ну просто же сокровище! Я б купил, да деньги кончились.
Что бы там не приключилось с Рене, настроение его взлетело до небес. Судя по ощущениям, он был доволен собой, миром и даже рычащим на него Германом.
— Берт. Отпусти.
Юноша разжал руки, будто сам испугался совершенного святотатства, и смущенно извинился. Рене развязно закинул ногу на ногу и похлопал по скамейке:
— Садитесь, в ногах правды нет.
И поведал, как торги дошли до того, что он обозвал товар в соседней артефактной лавочке “фуфлом”, а продавца — “болваном без шестеренок в голове”. Неизвестно, как с шестеренками, но этот обиженный мастер терпеть не стал и позвал товарищей на подмогу, чтобы преподать малолетнему хаму урок.
— И зачем тебе это было надо? — устало спросил Герман, поняв, что логика Рене выше его понимания. — А если бы поймали и пожаловались в училище?
— Не поймали бы, — легкомысленно отмахнулся Рене. — Я с пеленок от родственничков улепетывал, мне не привыкать. Ну да ты лучше расскажи, сам-то как погулял? Небось скучно до икоты. А мы барахлишка прикупили, красавчик пищал от восторга. И очки вернуть не забудь.
А сам искоса наблюдал за Германом, но тот все равно не планировал пока раскрывать свои карты. Протянул артефакт и сухо ответил:
— Экскурсия была интересной.
— Экскурсия… — Рене высунул язык. — Ты бы это еще променадом назвал, интеллигент из глубинки.
То, что подобные слова вообще были Рене знакомы, только убедило Германа, что рыжий постоянно придуривается и даже иногда откровенно забавляется над ними всеми.
— Я еще не забыл, что ты бросил Берта на произвол судьбы, — процедил Герман.
— Он сам от меня сбежал. Можешь его отшлепать.
Они скрестили взгляды, и тут зашуршали пакеты.
— А зачем тебе столько шоколада? — простодушно спросил Берт, успевший изучить покупки Германа. — Ты же в столовой никогда не ешь сладкое.
Герман мысленно обозвал себя идиотом и выхватил пакет с конфетами из его рук:
— А теперь буду.
— Это он девчонкам своим накупил, — хихикнул Рене. — Той половине, которая не за мной бегает.
— Фанни, Ситри, — принялся загибать пальцы Берт. — Кто еще?
— Люси, — Рене сделал характерный жест в районе груди, видимо обрисовывая главную, по его мнению, отличительную особенность секретарши декана.
Герман хлопнул себя по лбу и выдал, неожиданно для всех и даже немного для себя:
— Про нее забыл!
Первым несмело хихикнул Берт, его громогласно поддержал Рене, и только Герман знал, что на самом деле шоколад предназначался для Сорамару. Ну и для обиженной девушки из медицинского крыла.
В училище вернулись без приключений, что радовало, потому что Герману было необходимо разобраться во вновь поступившей информации. Интерес Гротта к засекреченным данным, странные слова прорицательницы, встреча со Стефанией. Очень рассерженной Стефанией — ее обычное состояние, независимо от времени суток, но она постоянно попадалась на пути и, похоже, опережала Германа на шаг, будто знала, что он ищет. Куча беспорядочных данных, бесполезных на первый взгляд. Никак не получалось с ними разобраться.
У ворот их обогнали девушки, и Стефания обернулась, прожигая Германа взглядом, будто хотела что-то сказать. На мгновение ему почудилось, будто она просит о помощи, будто ей очень страшно. Но Стефания фыркнула и унеслась вперед.
— Хорошо погуляли, — Рене закинул руки за голову и потянулся. — Когда теперь так выдастся.
После завтрашней инициации они все окончательно станут собственностью Училища военно-магических дисциплин. Герман бросил взгляд за спину и поспешил вслед за товарищами.
Урок 17. Говорить, что думаешь, можно только если думаешь, что говоришь
Чем дольше Стефания находилась в стенах УВМД, тем больше ее все удручало. Удручала тесная клетушка, по какой-то нелепой случайности именуемая комнатой, грязный туалет, который мыли, похоже, только наказанные за провинности курсанты, а из-за выходных и инициации их практически не было. Общие для мальчиков и девочек душевые. И, разумеется, приставучие шумные соседи. Кому вообще пришла в голову идиотская мысль селить девушек с грязными нахальными мужланами? В мире Стефании никому такое и в страшном сне не снилось.
Будь ее воля, давно бы выгнала взашей этих шумных бездельников. О чем очень громко и не в самых приятных выражениях она объявила присутствующей в комнате мужской половине.