Семь рыцарей для принцессы

Вопрос был резонным, и Стефания повернулась к учителю. Кишман взяла со стола учебник:

— Глава 2, параграф 8. Изучите к завтрашней практике, — и, смилостивившись, коротко пояснила. — Ваша профильная Стихия не ограничивает остальные способности. Просто она будет даваться вам проще всего, поэтому к старшим курсам заниматься вы будете только ею. Курсант Кельвин лишний раз доказал, что не зря получил рекордно высокий показатель магического потенциала. Понятно?

Значит, Огонь все же не совсем закрыт для нее. Стефания возликовала — если есть шанс изменить свою профильную Стихию, она приложит к этому максимум усилий.

После сигнала об окончании занятия, Герман быстро собрал вещи и поспешил к выходу. В прошлый раз ему не удалось заглянуть в досье на Эмилию Керстин, принцессу Виндштейнскую, и он собирался воспользоваться дневным перерывом между занятиями, чтобы восполнить этот пробел. На улице было хмуро, но дожди еще не начались, до смены сезонов оставалось еще около нескольких недель. Герман обогнул учебный корпус “Д” и едва не врезался в выходящую из библиотеки девушку, ту самую, что сидела тогда в читальном зале. Пока помог ей собрать упавшие книги, пока извинился. Девушка проводила изумленным взглядом его спину и невозмутимо продолжила свой путь.

Сорамару за конторкой не оказалось, не было его и в читальном зале на любимом подоконнике. Не решившись идти в информационное хранилище без его разрешения, Герман сел за крайний стол и принялся ждать.

— Най.

Герман вздрогнул, успев глубоко задуматься, правда, о чем, и сам не понял. Сорамару стоял за его плечом, расслабленно отрешенный. Впрочем, он почти всегда выглядел таким.

— Най Герман давно ждет?

— Нет, — Герман поднялся навстречу и сунул руку в карман. Шоколадка в красивой обертке перекочевала в широкий рукав библиотекаря. — Поможешь мне еще раз?

— В спешке нет чести, — покачал он головой. — Тот благороден, кто подчиняет время, а не подчиняется ему.

— О чем ты? — не понял Герман.

— Хранилище занято. Урок по артефактике.

В подтверждение его слов мимо пролетел запыхавшийся парень и, стукнув в дверь, крикнул:

— Курсант Алек! Опоздал, виноват!

Похоже, сегодня туда попасть получится разве что к вечеру. Герман попрощался и направился к выходу, но его загородила Дзюн Мэй. Девушка полоснула по нему серьезным взглядом, в котором сквозила тревога.

— Дженаро, — сказала она коротко. — Ушел.

Герман оглянулся. Сорамару никуда не ушел и смотрел в их сторону с безмятежным видом и, конечно, все слышал.

— Куда ушел?

Если Дзюн пришла сказать это, значит, дело важное.

— Иди за ним, — Дзюн запрокинула голову, заглядывая ему в глаза. Потом посмотрела ему за спину, и Германа окатило внезапной яростью, будто кипятком облили.

— Сорамару, — прошипела девушка. — Убью…

Если бы Герман не схватил ее за плечи и не удержал, так бы она и поступила. Между тонких пальчиков блеснул отточенный металл метательной “звездочки”. Прикосновение к Дзюн Мэй было таким же острым и болезненным для Германа, но он упорно сжимал ее худые плечи, а потом и вовсе прижал ее к груди и обхватил поперек туловища.

— Пусти! — шипела она разъяренной кошкой, а Сорамару все так же стоял и смотрел на них.

— Не пущу, — Герман поднял Дзюн над землей, просто на всякий случай.

— Отпусти ее, — библиотекарь подплыл к ним и замер, не дойдя пары шагов. Его лицо оказалось прямо напротив лица Дзюн. — Бедное дитя.

Дзюн вдруг перестала вырываться, и Герман рискнул поставить ее на ноги. Теперь и он заметил, как они были похожи — тот же овал лица, разрез темных глаз с приподнятыми вверх уголками, черные брови вразлет. Даже телосложение у них было схожим, и Герман бы принял их за родственников, но что-то подсказывало, что родство тут не при чем.

— Ненавижу, — спокойно сообщила Дзюн, и Герман точно знал, что именно это она и чувствует. Испепеляющую ненависть, которую ей быстро удалось взять под контроль.

— Знаю, — кивнул Сорамару. — Чужого прощения достоин всякий, но не всякий готов простить самого себя.

От него все так же исходили ровные волны спокойствия, запах свежей листвы и ночных фиалок, но Герману стало казаться, что сквозь них проступает что-то другое. Дзюн Мэй и Сорамару прожигали друг друга взглядами.

— Э? Я что-то пропустил?

Все трое одновременно вздрогнули, и Рене удивленно приподнял брови:

— Я так спешил, так спешил, а у вас тут свои дела. Гера, ты просто герой-любовник! Дзюн сорвалась с места, как ошпаренная, и я сразу понял, что дело дрянь. А на свидание что-то не похоже. Ну так что тут творится? Сами скажете или мне выдвинуть с десяток предположений?

Сорамару, пользуясь моментом, испарился, и Дзюн сбросила руки Германа, который все еще придерживал ее за талию.

— Не надо предположений, — вздохнул Герман. Ну вот надо было ему сейчас прийти? Все сразу усложнилось во сто крат. Однако, услышав про Дженаро, Рене не удивился.

— Если это он хотел смерти красавчика, то наша цель — помешать ему доделать начатое! Проследим за ним и выйдем на подельников. Кто со мной?