Семь секретов обольщения

— Не думаю, что в этом есть необходимость.

Странно, почему она так спокойна? И откуда эта не свойственная ей раньше отстраненность?

Он взял листок из ее рук, ее пальцы разжались.

— Это старое…

— Я так не думаю.

Неужели этот холодный, чужой голос принадлежит ей?

— Я должен пояснить…

— Зачем?

Холодное спокойствие охватило ее. Лед пробрался под кожу, проник в кости. Сейчас они наконец выяснят все, и не будет больше секретов и лжи.

— Потому что я должен многое сказать тебе.

Нотка отчаяния звучала в его обычно контролируемом сдержанном тоне. Тени от лампы рисовали причудливые узоры на его лице.

— Ты сделал из меня игрушку? Испробовал на мне все способы обольщения, а потом… — Она подняла бровь. — Должна сказать, что ожидала чего-то более изысканного и изобретательного от Элиотериоса. Или чего-то более язвительного и осуждающего от мистера Питтса.

На его лице отобразилась такая гамма эмоций, что трудно было бы сказать, какая из них превалировала. Но разумеется, шок имел место.

— Я вовсе не делал из тебя игрушку. Я хотел заставить тебя больше доверять себе. И быть самой собой, не прячась за всеми этими романтическими мечтаниями.

Слова растопили лед. Она положила руку на его щеку, грубые подушечки ее пальцев касались его подбородка.

— Ты использовал меня. С холодной расчетливостью.

— Это не так.

— Оставь. Я была достаточно глупа и принимала все это всерьез.

Она еще туже затянула пояс пеньюара, затем подошла к двери в спальню.

— Но позволь, дорогая. Ты же все знала. — Он развернул ее лицом к себе, прищурился, страницы черновика все еще были в его руке. — Не отпирайся.

— Догадывалась, а потом точно знала с того памятного вечера у Ханнингов. Но я не предполагала, что ты используешь меня, чтобы собрать материал для новой книги. Это мне как-то в голову не приходило.

— Моя библиотека… — начал он, стараясь обрести почву под ногами.

— Да. Твоя бесценная библиотека. Она не понесла никакого ущерба. Я только перетасовала несколько разделов. Навела хоть какой-то порядок. Вспомни, что здесь было раньше.

Он вздрогнул.

— Мне нужно было, чтобы ты была рядом. А другого предлога я не нашел.

Она кивнула.

— Ты не мог бы подыскать какой-то другой объект для своих литературных упражнений?

— Я решил больше не писать. Совсем. — Он заглянул ей в глаза, желая, чтобы она поняла. — После той первой недели.

— Почему же? Продолжай. — Она протянула руку к черновикам, которые он зажал в руке. — Я уверена, ты можешь заработать хорошие деньги на этом. — Миранда повернулась и быстро собрала свою одежду. — Я даже куплю один экземпляр. Чтобы поддержать репутацию полной дуры.

— Что ты делаешь?

Сейчас никакие эмоции не могли изменить ее решения, даже желание быть с ним больше не прельщало ее. Их совместное будущее предстало перед ней в истинном, без романтического флера, виде. И холодный гнев заставил ее сделать первый шаг с этого пути.

— Я ухожу. — Она посмотрела в окно, прижимая к груди охапку одежды. — Всего хорошего, ваше сиятельство.

— Ты твердо решила?

— Да. Удачной женитьбы.

Она направилась к выходу.

Макс шагнул, загораживая ей дорогу.

— Так легко сдаешься?

Она довольно долго смотрела в окно.

— Почему? Напротив, пойду вперед своей дорогой. Может быть, поеду в Париж. — Она оглянулась на него. — Ты же сам часто говорил мне, что неплохо бы совершить такое путешествие. Рассказывал о Лувре…

— Я думал, ты любишь меня, — сказал он с горечью и разочарованием.

Как будто бы давно ждал, что она покинет его, и только сейчас понял, что она наконец решилась на это.

— Я действительно люблю тебя. Ты так много сделал для меня. Люблю такого, какой ты есть — мужчину с изломом и трещиной.

Он ничего не сказал. Его губы сложились в твердую линию.

— И поэтому я ухожу. Да и какой смысл нам оставаться рядом? Ты всегда будешь ждать, когда я оставлю тебя. А я — бояться, что ты устанешь от меня. Ведь ты не веришь в любовь, считаешь, что она сделает тебя слабым.

Миранда повернулась, чтобы уйти. Она в состоянии сделать это. Одежда упала из ее рук, перемешиваясь с его бумагами, которые сейчас в беспорядке были разбросаны повсюду. Твердые губы прижались к ее губам, и она ответила, сердитая и смущенная, но со странной отстраненностью, которую вдруг почувствовала.

Макс в смятении посмотрел на нее:

— Женитьба ничего не изменит. Ты же знаешь…

— У меня другое мнение.

— Жизнь — сложная вещь, — шептал он ей на ухо. — Я не могу ничего изменить. — Его губы прикоснулись к ямочке на ее шее. У нее уже остались метки с утра. — Постарайся понять.

Она подняла голову, позволяя ему обнять ее. Возможно, в последний раз.

— Я сделал свой выбор, ничего не изменишь.

Его руки внезапно обхватили ее лицо. Пальцы нежно ласкали ее щеки.

— Ты считаешь, что не можешь быть счастлива со мной? Тебе мало того, что я могу предложить?

— Твоя мать никогда не могла смириться с таким положением, и я не смогу.

Его глаза потемнели.

— Ситуация моей матери была другая.

— Ты прав. Но разве эта не хуже?

— Я не такой, как мой отец.

Она приложила его руку к своей щеке, утешая его.

— К счастью, нет.

— Я думаю только о тебе и ни о ком другом.