– Да-да, у тебя всегда есть чем оправдаться, девочка-катастрофа. Тебе бы глаза вылупить и бежать куда подальше. А то, что ты у неё одна осталась, не думаешь. Впрочем, думать тебе нечем – все в курсе. Красивой голове мозги не нужны.
Злой и язвительный Нейман – тоже в диковинку. Поэтому я молчу. Мне лучше машину вести и на дорогу смотреть. А может, это его таким пять капель алкоголя делают? Выдержка ему изменила – бесспорно. Но, наверное, кто угодно бы с катушек слетел при таких-то событиях.
А может, всё дело в другом? – вдруг снова накрывает меня. Я смотрю на дорогу, а в голове крутятся ненужные мысли. Всё, что он рассказал мне ранее.
Матильда ему не родственница. И старший сын, отец Даны, – не Нейман. У Моти был другой муж. А значит Дана Стефану никто. Ну, то есть не родная кровь. И… может, этим всё объясняется? Что-то было между ними? Молодая, красивая, дерзкая.
Длинные волосы. Почти как у меня. Может, не зря Нейман так любит ими любоваться? Ведь у всего есть причины, правда? Почему Дана не может быть той самой причиной? Девушкой, которая для него слишком много значила, а теперь и значит?..
Мысли разъедали меня, не давали покоя, но я точно знала: ни о чём подобном спрашивать не стану. Не хватало ему ещё знать, как сильно он влез мне в душу. Хватит с меня Лии. Вполне достаточно, чтобы больше не повторять подобных ошибок. Есть ещё одна причина: Дана не Лия. Дана – часть его семьи. А семью Нейман ценит. Точнее, то, что осталось от неё.
В дом мы входили, как воры. Нейман ещё в машине проинструктировал Дану, как ей следует себя вести. Девчонка не возражала. Всхлипывала только жалостливо почти всю дорогу.
Он затащил её в мою комнату. Точнее, бывшую мою комнату.
– До утра останешься здесь. И попробуй только нос высунуть.
Он уже вовсю раздавал команды, больше похожие на угрозы. Замораживал так, что как Дана инеем не покрылась – не понятно. Чудом, видимо.
– Я сам за тобой приду, когда Матильда будет готова тебя увидеть. А всё остальное – потом. Прими душ и спать. Вещи – в шкафу. Думаю, там достаточно всего, на любой вкус. Ника всё равно большую часть из них так и не надевала.
Впервые за весь вечер Дана оживает, смотрит на меня с интересом.
Конечно же, я тоже тут. Не смогла заставить себя уйти. Это не любопытство. Наверное, возможность держать руку на пульсе. А заодно не оставлять Неймана наедине с девушкой.
Нет, я не ревную. Наверное. Сложно разобраться, что я на самом деле чувствую. Мне кажется, я больше переживаю, что Мотя перестанет меня любить. У неё теперь внучка есть. Та самая, из-за которой она не хотела жить.
– Стеф, а ты что, женился? – выдаёт она. От её испуга, слёз и следа не осталось. Сейчас она живая, любопытная девчонка, что уже успела забыть о переполохе, который устроила. Дана рассматривает меня пристально, по-другому. Наверное, ищет то, что заставило Стефана «жениться». Девчонка хмурит брови и сжимает губы. Видимо, ей что-то не нравится. Я не отвожу взгляд. Я не робкая, и уж с насупившимися девочками-однолетками справлюсь легко.
Пока она меня разглядывает, я вдруг понимаю, что Нейман молчит, не отвечает на вопрос. Поэтому я перевожу взгляд на него.
Он стоит, заложив пальцы в шлейки джинсов. Ему идёт этот образ. А я даже представить его таким не могла. Только костюмы да рубашки. Или домашняя одежда. И вдруг – молодёжный стиль. Он его преображает и делает моложе. Правда, когда от него снова веет Арктикой, и одежда не помогает.
Дана тоже оборачивается на Стефана. Ждёт ответа.
– Почти, – цедит он сквозь зубы и повторяет: – В душ и спать, Дана. Ника, пойдём.
Он кивает на дверь. Я выхожу первой, но успеваю заметить, как снова вспыхивают Данкины глаза. Она бы не отказалась от подробностей.
Я поднимаюсь на второй этаж и вдруг понимаю: я бы тоже хотела знать, что значит это выдавленное сквозь стиснутые зубы «почти».
Глава 67
Дана, конечно же, всё испортила. Мышь из неё получилась отвратительная: сидеть тихо не её конёк. Как потом оказалось, сидеть на месте – тоже. Но она честно старалась нос из комнаты не высовывать.
Мы не учли одного: Мотина комната находилась по соседству.
Да, загородный дом – это не коробка в столице с тонкими стенами, где слышен каждый чих или кашель соседа, но и абсолютной звукоизоляции здесь тоже не было.
Дана, как оказалось, любила петь по утрам. Включала телефон, делала зарядку и подвывала громко, немного фальшивя и срываясь на высоких нотах.
Мы не успели буквально на минуту. По лестнице вниз нас гнал воистину страшный звук.
Мотя не падала в обморок, не хваталась за сердце. Она ревела, как раненый динозавр – громко, отчаянно, с болью, на низких обертонах.
Стояла перед распахнутой двери и выла, как оборотень.