Семь шагов к Сатане

– Нет и вам, Джеймс Киркхем, – сказал он, – потому что все, что я говорил Еве о вашем положении, может быть применено к ней. У нее тоже есть свое право на игру. Но, – голос его утратил доброжелательность и стал угрожающим, – есть еще одна причина. Я выбрал для Евы высочайшее назначение. Если она его выполнит… она будет вне досягаемости любого человека. Не выполнит…

Он не закончил; только взглянул на нее немигающими, горящими глазами. Я видел, как кровь отхлынула от ее щек, глаза опустились. Послышался резкий треск и звон стекла. Консардайн держал в руке тяжелый кубок толстого хрусталя; сжав руку, он смял его, будто кубок был из тонкой бумаги. Он сунул руку в карман, но я успел заметить на ней кровь. Глаза Сатаны непроницаемо устремились к нему.

– Сила, подобная вашей, Консардайн, – заметил он, – часто опасна… для ее обладателя.

– Даю слово, Сатана, – с сожалением ответил Консардайн, – я размечтался, и мне показалось, что в руках у меня шея.

– Я бы сказал, что это предупреждение… – спокойно сказал Сатана, – оставить эту шею в покое.

– У меня нет выбора, – рассмеялся Консардайн, – поскольку это шея моего старого врага, которого уже десять лет нет в живых.

Сатана еще одно-два мгновения изучал его, но без дальнейших комментариев. Затем повернулся ко мне.

– Вы приняли решение, – сказал он – Когда вы хотите подняться на ступени?

– В любое время, – ответил я. – Чем скорее, тем лучше. Прямо сейчас, если это возможно. Я чувствую, что мне везет.

– Консардайн, подготовьте храм, – распорядился Сатана. – Ева, попросите тех, кто есть в доме, собраться через полчаса.

Он смотрел им вслед. Девушка вышла через стену, ни разу не оглянувшись, Консардайн – через дверь, ведущую в прихожую. Несколько долгих минут Сатана сидел молча, разглядывая меня. Я спокойно курил, ожидая, пока он заговорит.

– Джеймс Киркхем, – сказал он наконец, – я говорил вам, что вы мне нравитесь. Все, что я с тех пор в вас увидел, нравится мне еще больше. Но должен предупредить вас. Не допускайте, чтобы досада или чувство неприязни, которое вы испытываете к Еве Демерест, стали бы причиной хоть малейшего вреда для нее. Вы не такой человек, которому следует угрожать, но… обратите внимание на это предупреждение.

– Я о ней и не думаю, Сатана, – ответил я. – Но признаюсь, меня интересует, какое высокое предназначение ей уготовано.

– Высочайшая судьба, – снова в его голосе звучала неотвратимость. – Высшая честь, которая может выпасть на долю женщины. Я расскажу вам, Джеймс Киркхем, чтобы вы поняли всю серьезность моего предупреждения. Раньше или позже я вынужден буду посетить свой другой мир. Когда это время придет, этот мир я передам своему сыну и наследнику, и матерью его будет – Ева!

Глава девятая

Считаю одним из своих величайших достижений то, что воспринял это адское провозглашение с абсолютным внешним спокойствием. Конечно, я был подготовлен. Несмотря на кипевшие во мне гнев и ненависть, я умудрился поднять бокал, рука моя при этом не дрожала, а в голосе звучали лишь естественное удивление и интерес.

– Действительно, высокая честь, сэр, – сказал я. – Вы простите меня, если я выскажу некоторое недоумение вашим выбором. Я думаю, для вас какая-нибудь императрица, по крайней мере особа королевской крови…

– Нет, нет, – прервал он меня, но я видел, что лесть он проглотил, – вы не знаете эту девушку. Пристрастность вас ослепила. Ева так же совершенна, как те шедевры, что окружают меня. Ее красота сочетается с интеллектом. У нее есть смелость и индивидуальность. А если какие-то другие качества, которые желательны в моем сыне, в ней отсутствуют, я сумею их дать. Он будет – мой сын. Его воспитание будет в моих руках. Он будет таков, каким я его сделаю.

– Сын Сатаны! – сказал я.

– Собственный сын Сатаны! – в его глазах сверкнуло пламя. – Мой истинный сын, Джеймс Киркхем!

– Вы понимаете, – продолжал он, – что здесь нет ничего вроде так называемой… любви. Какая-то эмоция… да, но только такая, какие вызывают во мне подлинно прекрасные вещи. В сущности это исключительно вопрос селективного отбора: у меня эта мысль давно, но в предыдущих отобранных образцах мне… не везло.

– Вы хотите сказать…

– Рождались девочки, – хмуро сказал он. – Я был разочарован. Поэтому они прекратили существовать.

Теперь под непроницаемой тяжелой маской лица я разглядел китайца. Отчетливая раскосость глаз увеличилась, скулы стали еще больше выдаваться. Я задумчиво кивнул.

– Но если вы снова… – я хотел добавить «будете разочарованы».

Он прервал меня такой вспышкой демонической ярости, какую я видел в эпизоде с Картрайтом.

– Не говорите этого! Даже думать об этом не смейте! Ее первый ребенок будет сыном! Сыном, я говорю!

Не знаю, что бы я мог ответить или сделать. Смертельная угроза, прозвучавшая в его голосе, и высокомерие, с каким он говорил, вновь разожгли мой тлевший гнев. Спас меня Консардайн. Я слышал, как открылась дверь, и угрожающий взгляд на мгновение оторвался от меня. У меня появилась возможность прийти в себя.