Семь шагов в небо

Поэтому особый интерес представляют люди, совмещающие в себе, хотя бы и в разное время, эти две ипостаси. Немало таких людей выдвинули 30-е и 40-е годы, то есть период, когда новая конструкторская идея для своего воплощения, как говорится, на пустом месте требовала немедленной организации исследований, разработок, испытаний и производства одновременно. Только такой подход в условиях большого количества конкурирующих идей вел к реализации замысла, к воплощению его в металле.

К людям этого плана в полной мере можно отнести многих известных авиаконструкторов, например Туполева, Поликарпова, Ильюшина, Яковлева. Был таким человеком и Сергей Павлович Королев. Был он пилотом-планеристом и летчиком, сам конструировал и строил планеры (на его планере «Красная звезда» была впервые в стране выполнена мертвая петля) и самолеты, разрабатывал крылатые ракеты и ракетопланы. На созданном им РП-318 в 1940 году был осуществлен первый в стране ракетный полет человека.

А потом Королев стал зачинателем на практике принципиально нового научно-технического направления — ракетно-космической науки и техники. Его знания и интуиция, энтузиазм и уверенность, настойчивость и воля, организаторский талант и авторитет во многом определили успех нашей страны в создании ракетного стратегического оружия, первых искусственных спутников Земли, автоматических космических зондов, пилотируемых космических кораблей…

Впервые встретился я с Королевым, когда был у него стажером. Тогда он мне почему-то не понравился. Кстати, тогда же я заработал первый приказ на стенку от его имени. Мне хотелось заниматься баллистикой, но меня направили в группу двигательных установок рассчитывать топливные баки. Но я — неинтересным мне это показалось — договорился с нашим старшим и не стал туда ходить, а стал заниматься другими делами, которые казались мне более интересными, — подбором и изучением специальной литературы и технологии, делал эскизы и чертежи. И вдруг читаю приказ: «К. П. Феоктистова от работы в группе отстранить. С. П. Королев» — со всеми выходными по этому случаю данными. Поскольку в КБ меня оставили, это было то, что надо. Теперь я был формально свободен от баков и мог целый день просиживать в библиотеках и отделах — смотреть, кто и чем занимается, над чем работает. И сам кое в чем участвовал.

Вторично я столкнулся с ним, хотя тоже накоротке, уже через много лет, в 1957 году, незадолго до перехода к нему на предприятие. Дело было на испытательном полигоне, на первом пуске новой ракеты. Моей обязанностью были расчеты траекторий, поэтому во время пуска я был свободен и сидел на наблюдательном пункте в полутора километрах от старта, смотрел, как поднимается красавица ракета. Зрелище было завораживающим. Оторвалась она от стола, пошла вверх, тут как-то вдруг дернулось пламя, но ракета продолжает идти и вот уже скрылась за горизонтом. Пошли мы с телеметристами посмотреть радио- и оптические данные по траектории.

Мне интересно было изучить характер траектории полета и понять, что же случилось. И я каждый день приходил к телеметристам, брал пленки и смотрел записи. А телеметрия тогда записывалась не на бумажной ленте, как сейчас, а на фотопленке, смотреть ее надо было на просвет за специальным столом. Требовало это значительного времени. Поэтому, естественно, за этими пленками охотились многие. И вот на одном из заседаний выступает Сергей Павлович, и вдруг слышу: «Феоктистов мешает нам работать — регулярно утаскивает пленки. Безобразие!» Я от огорчения не знал, куда деть себя, — несправедливо это, ведь не «таскал» я пленки, там же и работал с ними. Просто кто-то из телеметристов нажаловался ему. Настроение мое было паршивым — вот теперь-то точно не попаду я в КБ. И вдруг мне говорит один из его старых сотрудников: «Не горюй, все ерунда, если СП (так называли в КБ за глаза Сергея Павловича) кого-то ругает, значит, все в порядке, значит, заметил человека, считается с ним и собирается с ним работать». К тому времени от неприязни к нему не осталось и следа. Я уже знал и ценил его как деятеля огромного масштаба: создать первую межконтинентальную, организовать немыслимую кооперацию (двигатели, система заправки, стартовое устройство, автоматика управления, слежение за ракетой в полете, производство, испытания) — и все в кратчайшие сроки, это требовало, я уже понимал, уникального таланта и способностей. Подобно многим, я почему-то полагал, что он только крупный организатор, а как инженер ничего особенного собой не представляет. Это было заблуждение: Королев умно, решительно и быстро, иногда еще до получения решающих доводов, принимал грамотные инженерные решения.

Сергей Павлович обладал трезвым инженерным умом и понимал, что его главная обязанность — быть на острие работ, выявлять спорные технические проблемы, анализировать неудачи и своевременно принимать решения, не откладывая и не уклоняясь от этой не всегда почетной обязанности.