Семь смертей Лешего

Их извлекали совместными усилиями из металлического плена и, наподдав на прощание кирзачом под зад, направляли в сторону гор, к пасущейся на вершине, стае. Летом пограничники архаров не стреляли. Мяса на заставе было полно и кухня, а заодно и собачий питомник, в козлятине не нуждались. Бывало, правда, пальнут со скуки в козла-наблюдателя, застывшего каменным изваянием где-нибудь на скалистом выступе, высматривающего опасность, могущую угрожать пасущемуся рядом, стаду. По такой крохотной мишени, можно было палить сколько угодно, не опасаясь, что она исчезнет. Так и было. Стреляли по мишени, пока не надоест, или пока шальная пуля не коснется рогатого наблюдателя, заставив того покинуть пост. Радость меткого стрелка безгранична, туша рогатого жителя скал, остается валяться где-то в подоблачной выси.

Но долго проваляться ей не дадут даже там, всегда найдется желающий полакомиться на дармовщинку. Это и наматывающий круги возле самого солнца орлан, это и крадущийся в поисках добычи снежный барс, редкое и красивое хищное животное, занесенное в красную книгу. Не прочь полакомиться козлятиной и прочее хищное зверье, калибром поменьше.

Летом козлов стреляли из спортивного интереса, зимой для пропитания, но их популяция, никоим образом не уменьшалась, так много было вокруг гор, и так мало людей.

Некоторым козлам везло. Это касалось тех, кто стал пленником МЗП. Козел, прежде чем оказаться на воле, на время становился фотомоделью. На глаза надевались темные очки, на голову водружалась пограничная кепка, тело опоясывалось пулеметной лентой. Довершал картину водруженный на козла автомат, превращая того в Рэмбо с рогами, и такого же безмозглого. После фотосессии, он принимал исконный вид, а затем, направленный добрым солдатским пинком, исчезал в горах.

Иногда вместе с козлом попадались козлята. Маленький, пушистый, рыжий шарик, весивший между тем килограммов десять, попал в руки солдат во время Лешкиной службы. Козленок был доставлен на заставу, почищен, отмыт и поставлен на довольствие. Словно собачонка бегал по казарме, радостно виляя куцым хвостом завидя пограничников, подносящих ему что-нибудь съестное, или просто желающих потрепать по холке. Козленку застава пришлась по душе. Столько помещений, что необходимо срочно исследовать, что он и делал, с не меньшим, чем у собаки, любопытством. Он сделал для себя два важных открытия. Нашел помещение, где всегда можно вкусно поесть, а неподалеку другое, где можно поспать в тепле и покое.

Так и торчал он целыми днями на кухне, преданными глазами следя за перемещениями повара, в надежде получить кусочек повкуснее. Лакомый кусок доставался ему не раз. Обедающие в столовой бойцы не оставляли без внимания козла, караулящего подачку и то же угощали. Вскоре козел с туго набитым брюхом, медленно направлялся к сушилке, где всегда было тепло и тихо, где у него был свой угол с брошенной на пол фуфайкой. На нее он и укладывался. Дрыхнуть он был способен много часов кряду, лишь три вещи, могли заставить Мишку, так назвали козленка в честь одного заставского сержанта, проснуться и покинуть сушилку. Если захотелось, есть, приспичило опорожниться, или в казарме появился его мучитель, пятилетний сын начальника заставы.

Зайдя в казарму, мальчонка начинал донимать солдат вопросом, «- где Мишка?». Заслышав голос мучителя, Мишка начинал дрожать всем телом и искать угол потемнее, чтобы остаться не замеченным, и не найденным. Но насколько Мишка не хотел, чтобы его нашли, настолько мальчонка желал обратного. Как правило, победу праздновал человек. Либо он сам научился находить все, казавшиеся Мишке надежными укрытия, либо ему помогали солдаты, но всякий раз козел был найден и подвергнут экзекуции. Под торжествующий визг пацаненка, сопровождаемый отчаянным блеяньем, козел вытаскивался за шиворот, или за уши из убежища и волоком таскался из одного угла казармы, в другой. Валяние козла по полу продолжалось до тех пор, пока ему не удавалось вырваться из цепких рук мучителя, что был выше его ростом, всего на голову. Когда козлу удавалось освободиться, он, задрав победно хвост, кубарем слетал с лестницы и выскакивал из казармы на улицу. Если силой он не мог тягаться с мальчишкой, то в беге ему не было равных.