Семь смертей майора Казанцева

Итак, как я оказался здесь, в госпитале Министерства обороны в Ближнем Подмосковье, известным тем, что здесь проверяли здоровье первых космонавтов? Конечно же, в результате выполнения специфических служебных обязанностей. И началось все со встречи со Звеньевым. Все мои неприятности и победы всегда начинались со встреч с ним.

Конспирация – каким количеством возможностей она обладает в наше высокотехнологичное время. Интернет, радиозакладки, засекреченная связь. Можно всю жизнь прожить и не увидеть своего куратора по спецслужбистским делам, а только бесконтактно получать задания, деньги и документы. Но Звеньевой предпочитал встречаться лично. Ему зачем-то обязательно необходим был разговор с глазу на глаз. Это правило выполнялось неукоснительно.

Хотя было на моей памяти одно исключение, но на то оно и исключение, что бывает в исключительных случаях. Тогда мне передали по кодированному каналу задание, которое я успешно и без напряжения исполнил. А через несколько дней после этого встретился со Звеньевым на Невском проспекте в Ленинграде. И понял, что для отказа в предыдущей встрече у него были очень серьезные основания. Это была тень от былого человека. Исхудавший, с ввалившимися глазами и забинтованной шеей. Ему было плохо, но он нашел в себе силы пересечься со мной. Вновь понадобились услуги Старьевщика в поисках еще одной, непонятно зачем нужной вещи.

– Тяжело пришлось? – спросил я его тогда сочувственно.

– Бывало и хуже. К делу не относится. А дело – мне нужны вот эти часы, – он протянул мне фотографию золотых карманных часов на цепочке. – Фирма «Бланкпайн», начало двадцатого века. Культурной и исторической ценностью не обладают.

– А какой обладают?

– Определенной. За это не беспокойся…

Нашел я эти часы. А потом отыскал фолиант шестнадцатого века на староанглийском языке с корявыми пометками на полях. И еще много чего. Я всегда все находил.

Встречи Звеньевой назначал обычно в экзотических местах. На сей раз местом рандеву был избран павильон «Космос» на Выставке достижений народного хозяйства.

Недавно реставраторы привели ВДНХ в состояние, в котором она пребывала в начале пятидесятых годов двадцатого века. Вернули ей изначальную антично-коммунистическую эстетику. Величественные творения сталинских архитекторов являлись зримой констатацией классической культурной традиции, возрождавшейся при социализме и, как мне кажется, являвшейся довольно позитивной. Особенно в сравнении с примитивным топорным конструктивизмом, победившим у нас позже – и в культуре, и в науке, и в жизни.

Мы неторопливо прогуливались по просторному павильону, где под гигантским стеклянным куполом висела ярко-зеленая модель космической военной орбитальной станции «Алмаз» в полную величину. Был такой значительный, но фатально невезучий проект холодной войны.

Я всегда испытывал тягу к аэрокосмическим музеям и экспозициям. Мой дух органично совместим с энергией космической экспансии, взбурлившей в пятидесятые годы во всем мире и ушедший в пустой хлопок в наше меркантильное время.

Звеньевого тоже воодушевлял вид космической техники времен первопроходчества в Великую Пустоту.

– Я рос, когда в слове космонавт слышалось нечто божественное, – пояснил он. – Тогда нам все казалось просто. Я был свято убежден, что двухтысячный год встречу в экспедиции на Марсе. Что нас ждет звездное будущее. На дворе двадцатые годы двадцать первого века. И где базы на других планетах?

– Не срослось, – развел я руками.

– Знаешь, мы уперлись в барьер. Сдвинь чуть в сторону физические и социальные константы – и мы бы устремились к звездам. Но физические законы приковали нас к поверхности. А законы общественные не дают возможностей кардинального технологического прорыва. В результате… В результате мы с тобой безнадежно прикованы к организации, которая не брезгует ничем, лишь бы сдержать накатывающийся распад.

Что-то он разоткровенничался и вроде даже в каких-то сомнениях. Что происходит, если куратор вдруг демонстрирует минутную слабость? Да еще говорит куда больше положенного, хотя за язык его не тянут!

– Тебе новое задание, – Звеньевой нацепил на лицо обычную маску отстраненности от мирских дел.

– Предмет? –уточнил я.

– Он самый. Пятый Свиток Тамаха Ан Тира.

– Что это? Откуда? Где искать? Есть информация?

– Ничего нет. Только название. И уверенность, что это не фантазия, а реальная вещь.

– Где вы только берете настолько сырую информацию? – скривился я недовольно.

Вот так всегда. Название. Иногда фотография. Совсем редко – наводка, где и как искать, и тогда вообще никаких проблем, кроме как прийти и забрать. Притом способы изъятия не важны. Кража, грабеж, налет, даже убийства – все позволялось. Все списывалось. За мной стояло прикрытие, ставящее меня над законом. Но над законом стояли и многие из хранителей этих вещей. Тяжело приходилось порой. Я не раз балансировал на тонком канате над бездонной пропастью погибели и совершал поступки, о которых лучше не вспоминать.