Семь сорок (В поисках счастья)

Все начиналось сначала и возвращалось снова и снова, крутясь в страшном водовороте: если бы ты действительно любила его, если бы ты сказала «да», что в этом было бы плохого? Так мало плохого по сравнению с тем, что случилось… Он умер… потому что ты сказала, что вы должны пожениться… и потому что тебе понадобилось ехать домой… а потом ты не была уверена…

— Простите меня, миссис Ли. Что вы сказали?

Джесси повторила — о выставке тканей в ирландском выставочном центре в Вест-Энде, специальный показ, не для широкой публики, но Джон знаком с кем-то, кто знает кого-то еще в правлении «Айриш Экспорт», и он достал им приглашение. Внезапно она с испуганным видом замолчала.

— О Боже, я не подумала… Возможно, тебе это не понравится… — Очевидно, она вспомнила, что Майлс работал в этой области и, более того, был ирландцем. Джоанна тоже подумала об этом. Что ж, невозможно прожить всю жизнь в постоянном бегстве.

— Конечно, мне это понравится, — твердо заявила она. — Наверняка понравится.

— Смотри, чтобы она добралась туда, Джо. Этот парень будет вас ждать, — сказал за завтраком Джон Ли, и после нескольких часов, проведенных с Джесси в Лондоне, страх Джоанны по поводу ассоциаций, которые могли возникнуть у нее в связи с донегальским твидом, отошел на второй план по сравнению с беспокойством, что она может вообще его не увидеть.

Джесси трижды теряла свои сиренево-розовые перчатки, дважды жизнерадостно соскакивала с тротуара перед носом у такси, и кончено же, совсем не спешила.

— Нет никакой необходимости приходить туда слишком рано, — весело заявила она у окна Либерти. — У меня такое ощущение, что это будет очень скучно. Ну, милочка, ты же знаешь, что я имею в виду, соль с перцем или овсянка с комками! Очень мило с его стороны пригласить, но…

Через сорок минут «но» исчезло.

— Как мило, что вы нас пригласили, мистер… э-э… — рука Джесси, победно облаченная в перчатку, элегантно покоилась на руке встретившего их мужчины, глаза очаровательно поглядывали из-под широкополой шляпки. Ей несколько раз говорили, как его зовут, но имена, как начала понимать Джоанна, относились к той же категории, что и указатели типа «Посмотри налево»: Джесси была выше этого. Однако, надо отдать ему должное, высокий ирландец, казалось, не замечал ничего, кроме сочетания василькового полотняного костюма, сиренево-розовой шляпы и выглядывавшей из-под нее янтарной челки, в то время как обладательница этого сочетания бесстыдно заявила: — Как я уже говорила Джо, когда мы шли по Риджент Стрит, я просто без ума от ирландского твида.

Приятный человек, думала она, было бы очаровательно для Джо, будь он чуточку моложе, да все равно он, наверное, женат. Какая жалость. Мама, ты никогда не поумнеешь, сказала бы Деб. Но ведь ничего нет дурного в том, что желаешь людям счастья, а малышка Джо такая славная.

Когда они входили в выставочный зал, она услышала тихий шепот:

— Кажется, кто-то здесь упомянул соль с перцем и овсянку?

Джоанна умела не просто улыбаться, а улыбаться ослепительно. И когда Джесси смотрела на коротко остриженную светло-каштановую головку, на изящные плечи, загорелые до cafe au lait[2], и на изумрудное платье в горошек, ей снова и снова приходило в голову: да, Деб, я знаю, что мне не следовало бы, но если она здесь познакомится с каким-нибудь милым мальчиком — почему бы и нет?

— Овсянка? Если это овсянка, — снова прошептала Джоанна, — то кому бы понадобилось чистить яйцо?

Глядя через плечо, Джесси поняла, что она имеет в виду. Зал производил впечатление контрастом чисто белых занавесей с настурциевыми стенами и таким же ковром с желтыми и цвета закатного неба розами, темными кушетками и квадратными белыми кофейными столиками. И повсюду — висящие или небрежно брошенные, яркие, словно огни маяка, пышные, словно средиземноморский грот, спелые, словно пшеничное поле, — отрезы ирландского твида ручной работы.

Отвисшая челюсть Джесси лучше всяких слов говорила о произведенном впечатлении, что с удовлетворением отметил красивый ирландец.

— Вы еще не то увидите, — пообещал он. — Идемте. — Он подхватил ее под локоть.