Семь степеней защиты (СИ)

Annotation

Панева Лика

Панева Лика

Семь степеней защиты

СЕМЬ СТЕПЕНЕЙ ЗАЩИТЫ

Памяти моей учительницы

Лучкиной К.Г. (г. Припять)

Доктор позвонил неожиданно в конце дня, просил непременно встретиться сегодня, и я, не раздумывая, согласился. Зачем я ему так срочно понадобился в качестве редактора журнала? - доктор не объяснил, но не роман же он пишет, в самом деле! А почему нет?

- Из врачей получаются прекрасные писатели.

- Да, нет! Совершенно другое.

- Проблемы с публикацией статьи? Конечно, помогу. Когда защита?

Но доктор остановил меня.

- Да, нет. Не до того!

- Хорошо. Через час? Я зайду.

- Жду.

Едва я появился в кабинете у доктора и не успел поздороваться, как он тут же полез в стол, извлек из-под бумаг какой-то листок и, молча, протянул его мне, а я, не разворачивая, спрятал листок в карман. Но доктора позвали к телефону куда-то в приемную, и он, уже выходя из кабинета, торопливо объяснил:

- Это личное. Возможно, ты сразу увидишь семь степеней защиты от дураков, но я не подозреваю и чувствую себя профаном... и не читал Сашу Черного. И не только! Если можешь, подожди, я освобожусь через 15минут. - Доктор казался растерянным и не пытался это скрыть.

- Ты подождешь?

- Да. Я пока прогуляюсь. Я не ухожу.

- Понял, - сказал он и, закрыв дверь кабинета на ключ, умчался.

Если действительно нужна "защита от дураков" - уже легче! Значит, в моем кармане не долговая расписка и не приглашение на казнь! "Защита" просочилась в мир из лексики программистов. Очевидно, они его достали, - решил я, вспомнив, что видел включенный в сеть компьютер в кабинете доктора. Признаться, я ничего не соображал и решил дождаться, когда он освободится. Смущение доктора я бы мог принять за его нежелание обнаружить передо мной пробелы в его знании литературы, но он был похож на человека, которому только что сообщили о падении самолета и о возможной гибели его близких, когда надеяться уже не на что, но он все еще, обманывая себя, надеется на чудо!

Трудолюбивый и честный доктор последнее время усердно и тщательно занимался своей диссертацией. Когда я узнал об этом, то искренне порадовался за него, вспомнив, как два года назад у него вырвалось: "Все катится к чертям, но не тапочки же шить!" Во всем, кроме своей медицины, доктор чувствовал себя неуверенно, был слишком щепетилен, деликатен и недоверчив одновременно.

Доктор приехал в наш город с женой и дочкой через год после окончания института. В курортном городе ему жилось не особенно легко, и лет 10 подряд он ходил в одном и том же пиджаке, пока не подросли дети. Второй дочке, которая родилась уже здесь, сейчас было лет семь. Он трогательно и нежно любил свою семью. Окружающие это знали и, когда прошлой осенью семья, наконец, переехала в новую квартиру, от всего сердца желали доктору счастья.

За 10 лет он стал известным в городе врачом. Стоило произнести его имя, как на глазах менялось поведение собеседника - с Вами говорили более мягко, внимательно и серьезно слушали, и Вы чувствовали, что для этого человека становилось невозможным отмахнуться от решения вашего вопроса. Имя доктора неизменно страховало и от врачебных ошибок, и от грубости официальных лиц. Хотя Вам улыбались, но подчеркнуто сдержанно выказывали свое уважение к замечательному доктору. Больные считали, что он был доктором от бога.

"Защита от дураков!" Это из лексики программистов. Что-нибудь из обычных штучек этой братии!

- Посмотрим,- сказал я сам себе, усевшись на бульваре на скамейке перед клумбой с петуньями, позади клиники.

Я закурил, достал из кармана листок и развернул его. Короткие стихи с эпиграфом из Саши Черного, отпечатанные на обычной машинке, а не на принтере, как ожидал я. Внизу стояла дата: ноябрь 1993 года. Дата показалась мне какой-то ошибкой. Не год же он носит эту бумажку! В верхнем углу было несколько строк неуверенным подчерком от руки, под ними - женское имя. Ясно! Какая-нибудь заумная девица подарила стихи доктору, как дарят открытки на новый год или на день рождения. Но у него день рождения весной! Ладно, раз месяц не тот - значит, и повод не тот! Я стал читать.

В литературном прейскуранте

Я занесен на скорбный лист -

Нельзя, мол, отказать в таланте,

Но безнадежный пессимист.

Пеплом голову посыпав,

Побледнел я, как яйцо,

Проглотил семь ложек брому

И закрыл плащом лицо!

Саша Черный.

Бедный доктор, так печально!

Что за странная идея

Воспаленье спутать легких

И несчастную любовь?!

От нее найдешь ли средство? -

Мне не хочется лукавить-

Не микстура ли от кашля

Исцелит вдруг сей недуг?

А "я все брожу и брежу,

И дрожу, как от озноба",

И тебе при каждой встрече

Все твержу, что я больна,

Оттого, что в зимний вечер

Встреч с тобой ищу напрасно,

В "диком городе шатаясь"

Вновь до самого темна.

Кто? Скажи, расставил сети? -

Я нечаянно попалась.

Не сердись, прости скорее,

Помоги мне снова встать!

Не тревожься, бедный доктор,

Прочитав сие посланье,

Улыбнись. Такая жалость!

Мне ли доктора менять?!