Семь стихий

Я вошел в воду и машинально побрел вдоль берега. Слева от меня, в маленькой луже, соединявшейся с заливом, ходили легкие волны. Рыба, догадался я. Я нагнулся и осторожно приблизился. Тень от меня падала так, что рыба не испугалась и продолжала ходить в заводи. Я опустил руки в воду и стал понемногу сгребать камни и песок. Получалась маленькая плотина. Я делал это машинально. И очень удивился, когда рыба, оказалась запертой в луже. По-моему, это была стая хариусов. Я перегородил заводь сухими стволами, вода стала мутной, и мне удалось поймать руками несколько рыбин. Остальных я выпустил на волю. Прошел час. Я услышал крики. Меня искали. Я поднялся и пошел к ним. Из голубой долины дул лесной ветер с ароматами голубики и грибов.

— Да ты настоящий рыболов! — не без зависти воскликнул Никитин, когда увидел меня с тонким прутиком, на котором одна к одной красовались одиннадцать рыбин, моя добыча.

— А ты? Поймал что-нибудь? — деловито осведомился я.

— Ни одной. Не везет.

Подошли остальные, стали поздравлять и заискивающе улыбаться. Как будто я совершил подвиг. Кто-то предложил меня качать.

— Не надо, — сказал я, — это моя доля. Женщины варят уху, остальные собирают ягоды и грибы. — И указал рукой на пологую сопку, где им надлежало поработать.

Они перестали улыбаться, и выражение их лиц стало озабоченным: они явно предпочитали заниматься ухой. Каждый взял рыбу и стал потрошить ее и чистить. А я разлегся на песке как ни в чем не бывало. Но мне стало страшно смотреть в синее-пресинее небо, как будто я мог там увидеть то, что произошло тогда с мезоскафом. Сжалось сердце, я повернулся и закрыл лицо ладонями. Резкий запах травы… А рядом веселые, звонкие голоса, и смех, и шутки, и девичьи босые ноги, мягко ступающие по песку.

Кто-то говорил о проекте «Берег Солнца», а я, точно оглушенный, не мог понять смысла слов, не улавливал их связи, и после нескольких минут мучительных раздумий день стал серым, будничным, тревожным. Подошел Никитин, присел рядом, спросил:

— Что с тобой? Болен?

— Да нет, ничего…

— А я думал… Пойдем к костру, погреешься.

— Спасибо. С чего ты взял, что мне холодно?

— Мне показалось. Ты не жалеешь, что поехал с нами?

— Нет. Ничего. Все хорошо. Что бы я один делал? Горячий чай есть?

— Ну вот видишь, я же говорю, ты замерз, и на ощупь совсем холодный, кто угодно подтвердит!

Они стали по очереди подходить ко мне и подчеркнуто-обеспокоенно тянуть:

— У-у-у, совсем закоченел!

Отнесли к костру и дали огромную кружку с горячим, жгучим чаем.

— Лимонник! — угадал я. — И жимолость.

Стало легко, меня даже испугала эта резкая перемена; что такое, в самом деле, со мной, совсем расклеился. Но самое трудное было позади. Позади! И я увидел, как садилось на зеленые вершины деревьев теплое красное солнце, и заметил, как широка и нарядна река, что струится по камням, по вековому руслу, пробитому среди марей и каменных осыпей, и не устает.

С жаром вдруг стал рассказывать им о проекте, о встрече с Ольминым…

— Это тот самый Ольмин? — спросил Никитин и почему-то широко улыбнулся.

— Нет, — сказал я, — наверное, другой. Впрочем, не уверен.

Их лица были смуглыми, веселыми — в этой синей долине с теплым солнцем было хорошо. Я обрел интерес к окружающему и опять рассказывал, рассказывал, точно обрел дар речи. О «Гондване». И не побоялся. Она как будто была рядом. Это были не воспоминания. Просто слова. Что там случится через пять-десять лет? Что станет с океаном? Удастся ли его насытить солнечным светом, сделать многоэтажным, сияющим — другим? Нет, океан не станет ласковей. Он станет богаче. Простая случайность — вода так быстро поглощает лучи, что над темными безднами лишь пленка, тонкий слой жизни.

— Так будет всюду, — закончил я, — до глубин в полкилометра. Гигантский резервуар жизни и света.

— Ты уверен, что это необходимо уже сегодня? — спросил Розов, и я вдруг заметил, что не все разделяют мой энтузиазм.

— Что ты имеешь в виду?

— А вот что: после этого сделать океан прежним уже нельзя. Изменения необратимы.

— Это и не понадобится!

— Как знать. Не слишком ли многое мы изменили уже на нашей планете? Я не знаю, что произойдет, когда целые моря превратятся в фермы. Может быть, будет слишком много тепла…

— Тепло можно отвести. В космос. На Марс. На Юпитер.

— А что изменится там — на Марсе, на Юпитере?

— Это уже отдаленное будущее. Слишком отдаленное.

— Возможно, — спокойно ответил Розов.

— Предки были неглупые люди, — многозначительно сказал Никитин.

— И они оставили нам океан таким, каким мы его знаем! — воскликнула девушка в соломенно-желтом платье.

— Ну не совсем, — вдруг возразил Розов. — С того незапамятного момента, когда возник человек, он только и делает, что изменяет все вокруг себя. Начав это делать, просто невозможно остановиться. Это как бы овеществленное время. Первые эксперименты покажут, что можно ждать от проекта.

— Ты что же, не веришь расчетам? — спросил Никитин.