Семь столпов мудрости

Фейсал сказал Абдель Кадеру, чтобы тот поехал с Али и со мною, мне же заметил: «Я знаю, что он сумасшедший. Но думаю, он честный человек. Берегите свои головы и используйте его». Мы продолжали заниматься нашими делами, выказывая ему полное доверие. В действительности он был исламским фанатиком, полусумасшедшим, одержимым религиозным экстазом и яростной верой в самого себя. Его мусульманские чувства оскорбляло мое откровенное христианство. Его гордость была уязвлена нашими товарищескими отношениями, потому что если бедуины приветствовали его как более высокого по положению, то меня – как человека, который выше и лучше его. Его упрямство дважды или трижды приводило к тому, что Али дважды или трижды терял самообладание, а последним жестом Абдель Кадера была попытка уйти от нас в момент, когда мы пребывали в отчаянно трудном положении после задержки выступления, потери душевного равновесия и разрушения наших планов в той мере, в какой удалось это сделать.

Глава 71

Выступление было, как всегда, трудным. Я выбрал себе в качестве телохранителей шестерых новобранцев. Махмуд был уроженцем Ярмука. Это был бдительный и горячий девятнадцатилетний парень, раздражительный, что присуще людям с вьющимися волосами. Азиз, из племени тафас, был старше Махмуда; три года он прожил с бедуинами, скрываясь от воинской службы. Прекрасно управлявшийся с верблюдами, этот человек с заячьей губой был недалекого ума, однако держался независимо и гордо. Третьим был Мустафа, кроткий парень из Дераа, из крестьян среднего достатка, очень честный, всегда как бы раздосадованный самим собою, потому что был глухим и стыдился своего недостатка. Однажды на пляже он немногими словами высказал свое желание стать моим телохранителем. Он так явно ждал отказа, что я взял его к себе, и это был хороший выбор для остальных, поскольку они заставляли его, как слугу, выполнять их мелкие поручения. И все же он тоже был счастлив находиться среди отчаянных парней и надеялся, что окружающие сочтут его таким же сорвиголовой. Чтобы уравновесить его бесполезность в походе, я зачислил к себе на службу Шовака и Салема, двоих пастухов верблюдов из племени шерари, а также Абдель Рахмана, невольника, бежавшего от племени рьядт.

Своих старых телохранителей Мухаммеда и Али я оставил дома. Они устали от приключений на железной дороге и, подобно своим верблюдам, нуждались на короткое время, если можно так выразиться, в тихом пастбище. Это неизбежно делало Ахмеда главным в компании. Его яростная энергичность заслуживала продвижения по службе, но очевидный на первый взгляд выбор всегда оказывается ошибочным. Он злоупотреблял своей властью и становился деспотичным, и этот поход со мной стал для него последним. Для ухода за верблюдами я взял Крейма, а также Рахайля, крепкого, самоуверенного парня из племени хауран, для которого чрезмерная работа являлась благословением, позволяющим ему оставаться для нас очень нужным. Тунеядец Матар из племени бени хасан присоединился к нам по собственной инициативе. Его жирные крестьянские ягодицы плотно заполняли вместительное верблюжье седло и служили основным и постоянным предметом похотливого и даже зловещего юмора, который на марше помогал моим телохранителям коротать досуг. Мы могли оказаться на территории бени хасан, где он пользовался некоторым влиянием. Его нескрываемая алчность позволяла нам быть уверенными в нем, пока его ожидания не пошли прахом.

Служба у меня теперь была выгодной, потому что я, понимая свою ценность для арабского движения, свободно тратил деньги на тех, кто обеспечивал мою безопасность. Молва, в кои-то веки игравшая положительную роль, золотила мою открытую руку. Фаррадж и Дауд с двумя земляками из племени биаша – Кидром и Миджбилем – завершали состав группы.

Фаррадж и Дауд были сообразительны и веселы в дороге, которую они любили так, как все бойкие агейлы, но в лагере избыток остроумия постоянно доводил их до стычек. На этот раз они превзошли сами себя, исчезнув утром в день нашего выступления. В полдень пришла записка от шейха Юсуфа, что они находятся в его тюрьме. Юсуф спрашивал, не хочу ли я с ним об этом поговорить. Я направился к его дому, около которого увидел большую толпу любопытных. Шейх только что купил верховую верблюдицу чистых кровей кремовой масти. Животное вечером заблудилось в пальмовой роще, в которой расположились лагерем мои агейлы. Они не подозревали, что верблюдица принадлежала губернатору, и, прежде чем отпустить ее на все четыре стороны, до рассвета трудились, окрашивая ее голову хной, а ноги – индиго.