Семь столпов мудрости

Однажды, сидя рядом с Фарраджем и Даудом, я проследил за их глазами, обращенными к ближайшему кусту, под которым, свернувшись в кольцо, лежала большая коричневая змея, не отводившая от меня взгляда своих сверкающих глаз. Я быстро поднялся и окликнул Али, который тут же подскочил к кусту со своей палкой погонщика верблюда и прикончил змею. Я велел ему всыпать обоим парням по полдюжины ударов каждому, чтобы отучить их от буквального понимания моих запретов и заставить хоть немного думать. Придремавший у меня за спиной Насир услышал все это и радостно воскликнул, чтобы добавили по шесть палок и от него. Вслед за ним Насиб, Зеки, Ибн Дхейтир и, наконец, половина всех остальных также потребовали наказания. Виновники сконфузились, поняв, что никакие порки и палки всего отряда не искупят их проступка. Однако я спас их от жестокого наказания и, объявив им строгий выговор и моральное порицание, откомандировал в распоряжение женщин, под началом которых им предстояло ходить за дровами и таскать воду для всех палаток.

Не смея поднять глаз от стыда, они работали все два дня, в течение которых мы оставались у Абу-Тарфията, где в первый же день дважды хорошо поели, как, впрочем, и во второй. А потом у Насиба расстроился желудок, и по случаю болезни он нашел себе приют в палатке Насира, где с благодарностью ел сухари. Зеки переболел в дороге, и первая же его расправа у ховейтатов с куском переваренного мяса, приправленного жирным рисом, уложила его снова. Он также лежал в палатке, дыша на нас дизентерией. Желудок Насира был закален в походах его племени, и он стойко выдержал испытание болезнью. На него была возложена обязанность для поддержания нашей чести как гостей отвечать на все приглашения, и для пущей важности он вынудил меня ходить вместе с ним. Таким образом, мы, два лидера, ежедневно представляли лагерь в сопровождении приличествовавшего случаю числа оголодавших агейлов.

Разумеется, это все было довольно однообразно, но хрустальное счастье наших хозяев, свидетелями которого мы были, заставляло наши глаза сиять удовлетворением. Оксфорд и Медина пытались излечить меня и Насира от суеверного предрассудка, но осложнили нам дело до того, что мы вернулись к простоте. Эти люди, принимая нас, достигали высот тщеславия кочевников, проявлявшегося в непрерывной оргии чревоугодия вокруг вареной баранины. Они были крайне предупредительны. За несколько дней до нашего приезда у них гостило одно дрифтерное судно, и по приказу Ауды они купили у капитана пятьдесят овец для достойного обеспечения нас пищей. В течение одной недели мы съели их всех, и на этом гостеприимство иссякло.

К нашим больным вернулось нормальное пищеварение, а с ним и способность к перемещению в пространстве. Мы очень устали от Сирхана. Здешний ландшафт дышал большей безнадежностью и унынием, чем любая из пройденных нами бескрайних пустынь. Порой песок, или кремневая галька, или безмолвие нагромождения голых скал возбуждали воображение, когда удачная игра света и тени выявляла чудовищную красоту их стерильной безжизненности, но было что-то зловещее, активно злобное в этом отданном во власть змей Сирхане с его соленой водой, бесплодными пальмами и кустами, непригодными ни на корм верблюдам, ни на дрова для костра.

Мы ехали день и другой мимо Гутти с его обмелевшим колодцем почти пресной воды и наконец на подходе к территории агейлов увидали множество палаток, из-за которых нам навстречу выезжал отряд. Впереди ехали Ауда абу Тайи, благополучно вернувшийся от Нури Шаалана, и одноглазый Дурзи ибн Дугми, наш старый гость, которого мы принимали в Ведже. Его присутствие свидетельствовало о благожелательности Нури, как и внушительный конный эскорт Рувеллы, который, обнажив голову и оглашая воздух громкими приветствиями, встречал нас грандиозным парадом копьеносцев и беспорядочной стрельбой из винтовок и револьверов на полном скаку по пыльному плацу.

В огороженном саду этого скромного поместья росли пальмы, отягощенные множеством плодов, а за садом был поставлен месопотамский шатер из белого полотна. Здесь же стоял шатер Ауды – громадное помещение с семью стояками по длине и тремя по ширине, а поблизости – палатка Зааля и много других. Всю вторую половину дня в нашу честь гремели ружейные залпы, мы принимали депутации и дары в виде страусиных яиц, дамасских сладостей, верблюдов или худосочных лошадей, а воздух вокруг нас оглашался криками аудовских волонтеров, требовавших отправки – немедленной отправки! – в поход против турок.