Семь столпов мудрости

Майнерцаген не признавал полумер. Он был логиком и одновременно глубочайшим идеалистом, следовательно, был одержим убеждением, что сможет запрячь зло в колесницу добра. Он был стратегом, географом и деспотом, которому было одинаково приятно посадить в лужу своего врага (или друга) невзыскательной шуткой или крушить черепа припертой к стенке толпы немцев попавшей под руку африканской дубинкой с набалдашником. Его инстинкты подхлестывались мощью гигантского тела и дикарским мозгом, который выбирал наилучший путь к достижению цели, не будучи обременен ни сомнением, ни рутиной. Майнерцаген тщательно изготовил фальшивые армейские документы, сложные и секретные, которые могли бы дать толковому штабному офицеру ложную информацию о дислокации главного соединения Алленби, о направлении намечавшегося наступления и его дате (отнесенной на более позднее число). Эти данные были переданы в виде намеков кодом по радиотелеграфу. Узнав, что противник перехватил информацию, Майнерцаген выехал со своим блокнотом на разведку. Он ехал, пока его не увидели солдаты противника. В последовавшей скачке галопом он растерял все свое плохо привязанное снаряжение и чуть не погиб сам, но был вознагражден тем, что рассмотрел все резервы противника, скрытые за Газой, и все их приготовления второй очереди на территории, раскинувшейся до побережья. Одновременно в приказе по своей армии Али Фуад-паша предостерег свой штаб от перевозки документов по железной дороге.

Мы на арабском фронте очень хорошо знали противника. Наши офицеры раньше служили у турок офицерами и были лично знакомы с каждым начальником противной стороны. Они вместе проходили один и тот же курс обучения и подготовки, одинаково мыслили и придерживались одинаковых точек зрения. В поисках способов сближения с арабами мы могли, изучая турок, почти проникать в их мысли. Связь между ними и нами была универсальной, потому что среди гражданского населения в зоне противника имелось много наших сторонников, которых не нужно было ни соблазнять деньгами, ни агитировать. В результате наша разведка была широчайшим образом разветвлена, эффективна и надежна.

Мы знали лучше Алленби коварство противника, а также размеры британских ресурсов. Мы надеялись на убойную силу весьма многочисленной артиллерии Алленби, хотя громоздкость организации его пехоты и кавалерии приводила к тому, что перемещалась она ревматически медленно. Мы надеялись на то, что Алленби повезет и продержится хоть месяц хорошая погода, и ожидали, что в этом случае он возьмет не только Иерусалим, но и Хайфу, сметая с гор разгромленных турок.

Таков был для нас наступающий момент, и мы должны были быть готовы к действиям в том месте, где наш главный удар и наша тактика будут наименее ожидавшимися и наиболее разрушительными для врага. Как мне казалось, центром притяжения была Дераа – узел железных дорог Иерусалим – Хайфа – Дамаск – Медина, пуп турецкой армии в Сирии, общая точка всех их фронтов и, к счастью, зона, в которой находились нетронутые резервы арабских воинов, воспитанных и вооруженных Фейсалом, базировавшимся в Акабе. Мы могли здесь использовать племена руалла, серахин, сердие, корейшу и намного более сильное, чем племена, оседлое население Хаурана и Джебель-Друза.

Я между тем подумывал о том, не следовало ли нам призвать всех наших сторонников и силой захватить турецкие коммуникации. Мы были уверены в возможности получить двенадцать тысяч человек – достаточно для того, чтобы разгромить Дераа, вывести из строя все железные дороги и с обеспечением внезапности взять Дамаск. Любой из этих вариантов мог бы сделать положение беэр-шебской армии решающим, а мое искушение потребовать наш капитал немедленно после исхода было воспринято очень болезненно.

Не в первый и не в последний раз меня раздражала служба двум хозяевам. Я был одним из офицеров Алленби и его доверенным лицом, и он ожидал от меня всего лучшего, что я мог бы для него сделать. Одновременно я являлся советником Фейсала, и Фейсал настолько полагался на честность и компетентность моих рекомендаций, что часто принимал их без всяких доводов в их пользу с моей стороны. И все же я не мог ни исчерпывающим образом объяснить Алленби ситуацию у арабов, ни полностью раскрыть Фейсалу британский план.

Местные жители умоляли нас прийти. Шейх Талаль эль-Харейдин, вождь страны долин вокруг Дераа, время от времени слал нам письма с заверениями, что, получив нескольких наших всадников в доказательство арабской поддержки, он мог бы отдать нам Дераа. Такой подвиг означал бы, что сделано дело, которое должен был сделать Алленби, но не был бы тем, что Фейсал мог бы одобрить, если бы не питал отдаленной надежды водвориться там. Внезапный захват Дераа с последующим отходом привел бы к резне или же к разорению всех крестьян этого района.