Семь столпов мудрости

Выбор маршрутов был нелегким, так как наши осведомители из племени муса джухейна помогали нам плохо. Все выглядело так, словно для них не существовало единицы измерения времени меньше чем полсуток, и они не видели разницы между пядью и дневным переходом, да и тот мог составлять в их представлении от шести до шестнадцати часов, в зависимости от настроения людей и верблюдов. Связь между подразделениями была также затруднена, ибо часто под рукой не оказывалось ни одного человека, умевшего читать и писать. Задержки, неразбериха, голод и жажда были постоянными спутниками этой экспедиции. Всего этого можно было бы избежать, будь у нас время предварительно изучить маршруты. Верблюды обходились без корма уже почти трое суток, а солдаты прошли последние пятьдесят миль на половине галлона воды и без всякой пищи. Тем не менее это никоим образом не сломило их дух, и они почти бегом ворвались в Ведж, горланя песни охрипшими голосами и проделывая на ходу разные забавные трюки. Однако Фейсал заметил, что еще один жаркий полдень в пустыне сломил бы их духовно и физически.

Когда дело было сделано, мы с Ньюкомбом отправились спать в палатку, предоставленную нам Фейсалом в знак особого расположения. Проблема перевозки нашего багажа была так важна и так трудна, что мы, люди, в общем, состоятельные, тем не менее старались путешествовать так же, как те, кто не мог возить с собою ничего сверх самого необходимого, поэтому раньше у меня никогда не было собственной палатки. Мы установили ее на самом краю обрыва, на клочке земли шириной не больше самой палатки, так что отвесный склон начинался прямо рядом с колышками, крепившими полог входа. В палатке мы обнаружили сидевшего на полу и ожидавшего нас Абдель Керима и юного шерифа племени бейдауи, до самых глаз завернувшегося в головной платок и плащ, – вечер был холодным и с минуты на минуту мог пойти дождь. Он пришел просить у меня мула с седлом и уздечкой. Импозантный вид небольшой роты Мавлюда, облаченной в краги и бриджи, а также зрелище новых животных на базаре в Ум-Ледже распалили в нем зависть.

Я воспользовался его пылом и отослал на том условии, что он попросит меня об этом, когда мы вступим в Ведж; он был согласен и на это. Мы изнывали от желания уснуть, и он наконец поднялся, чтобы уйти, но, уже откинув полог двери и случайно устремив взор через долину, увидел, что в трещинах и нишах скал внизу и вокруг нас светились слабые огни лагерных костров расположившихся повсюду отрядов. Он вызвал меня из палатки, чтобы я посмотрел на эту картину, очертил рукой в воздухе круг и с горечью проговорил: «Мы больше не племена, мы нация».

Впрочем, в его голосе звучала и гордость, потому что поход на Ведж был их крупнейшим свершением. Впервые на памяти племени его мужчины, с тяглом, с оружием и с запасом еды на две сотни миль, покинули свой район и двинулись на чужую территорию без всякого расчета на богатые трофеи и не подгоняемые долгом кровной мести. Абдель Керим радовался, что его племя обрело эту новую ипостась – дух военной службы, но этим же и огорчался: ведь главными радостями жизни для него оставались быстроногий верблюд, самое лучшее оружие и внезапный короткий набег на соседское стадо, участие же в постепенном достижении амбициозных целей Фейсала делало эти радости все менее доступными для человека, ответственно относящегося к своим обязательствам.

Глава 25

Все утро лил дождь, и мы с радостью следили, как пополнялись наши запасы воды. Наслаждаться комфортом палаток в долине Семны было так приятно, что мы отложили выступление до полудня. Когда в небе снова засияло солнце, мы в свежести посветлевшего дня двинулись долиной к западу. Первыми за нами ехали агейлы. За ними – солдаты из племени гуфа во главе с Абдель Керимом – около семисот всадников и еще больше пехотинцев. Они были одеты во все белое, с большими головными хлопчатобумажными платками в красную и черную полоску и, как знаменами, размахивали зелеными пальмовыми ветками.

За ними возвышался на своем верблюде державшийся в седле очень прямо шериф Мухаммед Али абу Шарайн, старый патриарх с длинной вьющейся седой бородой. Его три сотни всадников были ашрафами, из рода аяшей (джухейна), и считались в народе шерифами, хотя у них и не было необходимых для этого письменных родословных. Под их черными плащами виднелись ржаво-красные, выкрашенные хной рубахи, а на поясе у каждого висела сабля. За спиной у каждого на крупе верблюда сидел невольник с винтовкой и кинжалом, чьей обязанностью было помогать хозяину в бою, ухаживать за его верблюдом и готовить в походе еду. Невольники, как и подобало рабам бедных хозяев, были едва прикрыты одеждой. Своими сильными черными ногами они крепко, словно клещами, охватывали мохнатые бока верблюдов, чтобы смягчать неизбежные при такой езде удары костлявого крупа животных, а лохмотья их рубах, сплетенные в виде ремней, спасали ляжки от контакта с грязными боками животных. Вода в долине Семны обладала свойствами слабительного, и навоз наших верблюдов в тот день зеленой жижей стекал по их ногам.