Семь столпов мудрости

Боюсь, что на это я и надеялся. Мы заплатили за это слишком дорого — честью и невинными жизнями. Я ехал вверх по Тигру вместе с сотней девонширцев, молодых, чистых, прекрасных ребят, полных силы быть счастливыми и приносить радость женщинам и детям. По ним можно было живо видеть, как великолепно принадлежать к их роду, быть англичанином. А мы швыряли их тысячами в огонь худшей из смертей, не для того, чтобы выиграть войну, а чтобы кукуруза, рис и масло Месопотамии могли стать нашими. Единственной необходимостью было поражение наших врагов (среди них — Турции), и это было, наконец, сделано, благодаря мудрости Алленби, и стоило нам менее чем четырехсот убитых, потому что мы привлекли на нашу сторону тех, кого угнетала Турция. Я горжусь больше всего моими тридцатью боями, в которых мне не пришлось видеть ни одной пролитой капли нашей крови. Все наши провинции для меня не стоили одного мертвого англичанина.

Мы провели три года в этом напряжении, и я должен держать при себе многое, что еще не может быть сказано. Даже в таком виде некоторые части этой книги будут в новинку почти для всех, кто видел ее, а многие будут искать знакомые вещи и не найдут. Когда-то я полностью все докладывал своим начальникам, но узнал, что они награждают меня в свете моих же свидетельств. Это никуда не годилось. Почести могут быть необходимы в профессиональной армии, как и множество сочувственных упоминаний в рапортах, и представлением к награде мы поставили себя, вольно или невольно, в положение солдат регулярных войск.

За мою работу на арабском фронте я твердо решил не принимать ничего. Кабинет поднял арабов на борьбу за нас ясными обещаниями предоставить им в будущем самоуправление. Арабы верят личностям, а не учреждениям. Они видели во мне свободного агента британского правительства и требовали, чтобы я подтвердил его письменные обещания. Так я вынужден был присоединиться к тайному сговору и, насколько стоило мое слово, уверил людей в их награде. За два года нашего товарищества под огнем они привыкли верить мне и думать, что мое правительство искренне, как и я. С этой надеждой они совершили немало хорошего, но, конечно, вместо гордости за то, что мы сделали, я все время чувствовал горький стыд.

Было очевидно с начала, что если мы выиграем войну, эти обещания станут пустой бумагой, и, будь я честным советчиком для арабов, я посоветовал бы им идти по домам и не рисковать своими жизнями, сражаясь за такую ерунду: но я успокаивал себя надеждой, что, когда бешеным рывком приведу этих арабов к решительной победе, то поставлю их, с оружием в руках, на позицию столь уверенную (если не главенствующую), что здравый смысл посоветует высокопоставленным лицам честно выполнить свои обещания. Другими словами, я предполагал (не видя другого вождя с волей и властью), что я переживу кампании и буду способен победить не только турок на поле боя, но и свою собственную страну, а также ее союзников, в зале заседаний. Это было нескромное предположение; еще неясно, добился ли я успеха: но ясно, что у меня не было ни тени намерения вовлечь ничего не подозревающих арабов в такую неверную игру. Я рисковал стать обманщиком, убежденный, что помощь арабов необходима для нашей дешевой и быстрой победы на Востоке, и что лучше мы победим и нарушим слово, чем проиграем.

Отставка сэра Генри Мак-Магона подтвердила мое убеждение в нашей принципиальной неискренности: но я не мог подобным образом объясниться с генералом Уингейтом, пока война длилась, так как номинально был под его началом, и он, казалось, не осознавал, как фальшиво его собственное положение. Единственное, что оставалось — отказаться от награды за успешное жульничество, и чтобы предотвратить эту нарастающую неприятность, я начал в своих рапортах скрывать подлинную историю дел, и убедил немногих понимающих арабов проявлять равную степень скрытности. В этой книге также, в последний раз, я намерен судить сам о том, что сказать.

Вступление. Основы восстания

Несколько англичан, из которых главным был Китченер, считали, что восстание арабов против турок даст Англии как противнику Германии возможность одновременно разгромить ее союзника — Турцию.

Их знание природы, властей и местности арабскоязычных народов породило в них мысль, что исход такого восстания будет счастливым; и указывало на его характер и методы.