Читаем Семь столпов мудрости полностью

Мы взяли пулемет и его команду из тринадцати солдат, чтобы поставить против нашего поезда, когда сможем его засечь. Шакир, с его церемонной любезностью к гостям эмира, провожал нас первые полчаса. Это время мы держались в вади Аис почти до ее соединения с Хамдом, найдя ее очень зеленой и полной пастбищ, поскольку она орошалась уже дважды этой зимой. Наконец мы перешли вправо через канаву на твердую поверхность, и там уснули в песке, довольно раздраженные ливнем, посылавшим по земле ручьи около полуночи; но следующее утро было ясным и жарким, и мы выехали на огромную равнину, где три великих долины, Тубья, Аис и Джизиль, сливались и соединялись с Хамдом. Русло главного потока заросло кустами асла, прямо как в Абу Зерейбат, с таким же руслом, распухшим холмистыми песчаными пузырями: но заросли были только в двести ярдов шириной, и за их пределами равнина с ее зернистой путаницей мелких долин тянулась еще на мили дальше. В полдень мы остановились в месте, похожем на дикий сад, по пояс в сочной траве и цветах, на которых наши счастливые верблюды пировали целый час, и, наконец, уселись, сытые и изумленные.

День, казалось, становился жарче и жарче: солнце подбиралось ближе и жарило нас так, что воздух не мешал ему. Чистая песчаная почва так пропеклась, что мои босые ноги не могли ее выдерживать, и мне пришлось идти в сандалиях, к удивлению джухейн, толстые подошвы на ногах которых могли устоять даже против медленного огня. Пока день проходил, свет стал тусклым, но жара неуклонно росла, вместе с духотой, заставшей меня врасплох. Я все время вертел головой, глядя, нет ли позади меня какой-то массы, закрывающей доступ воздуха.

Все утро в горах слышались долгие раскаты грома, и два пика, Серд и Джасим, были обернуты складками темно-синих и желтых испарений, которые выглядели недвижными и вещественными. Наконец, я увидел, что часть желтого облака с Серда медленно идет против ветра по направлению к нам, поднимая неисчислимые пыльные вихри у ее подножия.

Облако было почти с гору величиной. Пока оно приближалось, два столба пыли, твердые и симметричные, продвигались перед ним, один справа, другой слева. Дахиль-Алла, как человек ответственный, поискал спереди и по сторонам убежища, но не увидел. Он предупредил меня, что буря будет сильная.

Когда она подошла, ветер, жаривший наши лица, горячий и душный, внезапно переменился; и, подождав минуту, подул в наши спины, став горьким, холодным и сырым. Его скорость сильно увеличилась, и в это же время солнце исчезло за пятнами толстых клочьев желтого воздуха над нашими головами. Мы стояли в ужасном освещении, прерывистом, цвета охры. Коричневая стена облаков с гор была теперь очень близко и неуклонно неслась на нас с громким звуком, похожим на шум жерновов. Три минуты спустя она ударила, закутывая нас в пыль, как в одеяло, и жалила сквозь пыль, извиваясь и крутясь яростными вихрями, когда все еще неслась на восток со штормовой скоростью.

Мы поставили наших верблюдов спиной к буре, чтобы пройти перед ней; но эти внутренние вертящиеся вихри рвали из наших рук покрывала, которые мы крепко держали, засыпали нам глаза и лишали нас всякого чувства направления, сбивая верблюдов с пути то вправо, то влево. Иногда кого-то разворачивало вокруг своей оси: один раз нас, беспомощных, закрутило водоворотом, а в это время большие кусты, пучки травы и даже одно небольшое дерево вырывало с корнями из почвы и разбрасывало перед нами, или они неслись нам в головы на опасной скорости. Мы не были ослеплены — всегда можно было видеть на семь-восемь футов в каждую сторону — но выглядывать было рискованно, так как, не считая того, что наверняка по глазам ударит песок, вполне можно было встретить летящее дерево, горсть камешков или струю пыли вперемешку с травой.

Эта буря длилась восемнадцать минут и затем ушла вперед так же внезапно, как и пришла. Наш отряд был разбросан на квадратную милю или больше, и, прежде чем мы смогли собраться, на нас, на наши одежды и на наших верблюдов, еще засыпанных с головы до ног желтой пылью, сверху хлынули плотные потоки дождя и промочили нас до нитки. Долина поплыла в струях воды, и Дахиль-Алла поторопил нас пересечь ее. Ветер отклонился еще раз, теперь на север, и дождь прошел впереди, резкими брызгами. Он мгновенно проник через наши шерстяные покрывала, промочил наши рубашки до самого тела, и мы продрогли до костей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии