Семь столпов мудрости

Ответ Саада был неутешительным. С этой парочкой всегда что-нибудь да приключалось, и в последнее время их штучки стали настолько возмутительными, что суровый Шарраф приказал выставить их примером. Все, что он мог сделать ради меня — позволить Дауду разделить приговор. Дауд ухватился за эту возможность, поцеловал руку мне и Сааду, и побежал по долине, пока Саад, смеясь, рассказывал мне истории об этой знаменитой паре. Они были примером восточной привязанности между мальчиками, которую изоляция женщин сделала неизбежной. Такие дружбы часто вели к любви мужчин, которая глубиной и силой превосходила наше самодовольство, сосредоточенное на плотском. Пока они были невинны, то были пламенны и не стыдились этого. Если вмешивалась сексуальность, они переходили к таким же приземленным отношениям «ты — мне, я — тебе», как и брачные.

На следующий день Шарраф не пришел. Наше утро прошло в разговорах с Аудой о походе на фронт, в то время как Насир указательным и большим пальцем зажигал шипящие спички из коробки, светившие на всю палатку и прямо на нас. В разгар веселья две сгорбленные фигуры со страданием в глазах, но кривыми улыбками на губах, прихромали сюда и приветствовали нас. Это был стремительный Дауд и его лучший друг, Фаррадж; красивое создание с мягкими чертами, похожий на девочку, с невинным гладким лицом и заплаканными глазами. Они сказали, что пришли для того, чтобы мне служить. Я не нуждался в их услугах и ответил, что они после побоев не смогут ехать в седле. Они возразили, что поедут без седла. Я сказал, что я простой человек и не люблю окружать себя слугами. Дауд отвернулся, подавленный и рассерженный; но Фаррадж настаивал, что нам нужны люди, и что они последуют за мной для компании, из благодарности. В то время как более упрямый Дауд противился, он перешел к Насиру и встал перед ним на колени, и все женственное в нем проявилось в этом порыве. В конце концов, по совету Насира, я взял их обоих, главным образом потому, что они казались такими юными и чистыми.

Глава XLI

Шарраф задерживался еще и на третье утро, но затем мы услышали его приближение, так как арабы его отряда палили длинными очередями в воздух, и эхо разлеталось по изгибам долины, и даже пустынные холмы, казалось, присоединились к салюту. Мы оделись в самое чистое для выхода и приблизились к нему. Ауда надел свои обновки, купленные в Веджхе: шинель мышиного цвета с бархатным воротником и желтые резиновые ботинки: и это в сочетании с его струящимися волосами, с его изможденным лицом усталого трагика! Шарраф был в хорошем настроении, так как взял пленных на железной дороге, взорвал рельсы и водопропускную трубу. Среди новостей он сообщил, что в вади Дираа, у нас на пути, есть пруды дождевой воды, недавно выпавшей и пресной. Это сокращало наш безводный путь в Феджр на пятьдесят миль и снимало опасность жажды; большое преимущество, так как наш общий запас воды составлял примерно двадцать галлонов на пятьдесят человек: что было скудным, на пределе безопасности.

На следующий день мы оставили Абу Рага около полудня, без сожалений, так как это прекрасное место было нездоровым для нас, и лихорадка беспокоила нас в течение трех дней, пока мы были заточены в нем. Ауда вел нас по прилегающей долине, которая скоро расширилась в долину Шегг, где песок был ровным. Вокруг, разбросанные и расколотые, лежали островки и вершины красного песчаника, сгруппированные, как наледь, подточенные ветром у подножия до такой степени, что они, казалось, вот-вот упадут и перекроют дорогу, виляющую между ними узкими тропками, на вид непроходимыми, но они всегда сообщались друг с другом. Через этот лабиринт Ауда вел нас без колебаний, продираясь сквозь него на своем верблюде, выставив локти, балансируя руками и раскачивая плечами.

На земле следов не было, так как ветер постоянно подметал песчаную поверхность, как огромная щетка, сметая следы тех, кто прошел последним, пока поверхность не покрывалась снова бесчисленными волнообразными дорожками нетронутого песка. Лишь комья сухого верблюжьего навоза, круглые, как орехи, и легче песка, оставались на этой ряби.

Они катались вокруг, и пронизывающий ветер сгонял их в кучи по углам. Видимо, с их помощью, а также благодаря своему несравненному чувству дороги, Ауда узнавал путь. Для нас изгибы гор были постоянным поводом для раздумий и удивления; их зернистая поверхность, красный цвет и изогнутые точеные дорожки песка смягчали на них солнечный свет, давая облегчение нашим слезящимся глазам.