Семь столпов мудрости

Наутро снова упомянули о чесотке. Переспав ночь с этим вопросом, они придавали очертания своему плану. «Он, друг мой, еще несовершенен; и наша природа такова, что мы не останавливаемся, прежде чем не достигнем совершенства. Нам горестно видеть, как вы всегда хватаете то, что лежит под рукой. Это недостаток англичан». Я подделался под их настрой. «О Несиб,— сказал я, — и о Зеки, разве совершенство, даже в малейшей из вещей, не приблизит конец этого мира? Разве мы созрели для этого? Когда я зол, я молю Бога кинуть наш земной шар поближе к яростному солнцу и избавить от горестей тех, кто еще не рожден; но когда я доволен, я хочу вечно лежать в тени, пока сам не стану тенью». С неохотой они перевели разговор на скотоводческие фермы, а на шестой день бедная верблюдица издохла. «Потому, — как справедливо отметил Зеки, — что вы не смазали ее». Ауда, Насир и остальные из нас держали наших животных на ходу, постоянно заботясь о них. Мы могли просто предотвращать чесотку, пока не доберемся до лагеря какого-нибудь зажиточного племени и не будем способны достать лекарства, и тогда расправимся с болезнью как следует.

К нам приблизился всадник. На минуту мы напряглись, но затем ховейтат приветствовали его. Это был один из их пастухов, и они неторопливо обменивались приветствиями, как положено в пустыне, где шум был в лучшем случае делом низкорожденных, а в худшем — горожан.

Он рассказал нам, что ховейтат разбили лагерь впереди, от Исавийя до Небка, с беспокойством ожидая от нас новостей. В их палатках все было хорошо. Волнение Ауды прошло, и он загорелся готовностью. Мы быстро ехали час до Исавийя и палаток Али абу Фитна, вождя одного из кланов Ауды. Старый Али, со слезящимися красными глазами, красным лицом, неопрятный, с длинным носом, из которого постоянно капало на его клочковатую бороду, приветствовал нас тепло и повел к своей гостеприимной палатке. Мы вежливо отказались, так как нас было слишком много, и разбили лагерь поблизости под терновником, пока он с другими владельцами палаток оценивал нашу численность и готовил вечерний пир для нас, распределяя на каждую группу палаток по отряду пришельцев. Приготовление еды заняло часы, и далеко после наступления темноты они позвали нас на ужин. Я проснулся, спотыкаясь, дошел туда, поел, вернулся к нашим стреноженным верблюдам и заснул опять.

Наш поход был успешно завершен. Мы нашли ховейтат; наши люди были в отличном самочувствии; наше золото и наша взрывчатка были не тронуты. Поэтому мы, счастливые, утром собрались на важный военный совет. Сперва мы пришли к соглашению, что подарим шесть тысяч фунтов Нури Шаалану, с молчаливого позволения которого мы находились в Сирхане. Мы хотели от него разрешения остаться, вербуя и тренируя наших бойцов, а после нашего выхода мы хотели, чтобы он позаботился об их семьях, палатках и стадах.

Это были важные дела. Определили, что Ауда лично поедет к Нури в посольство, потому что они были друзьями. Племя Нури было для Ауды слишком близким и слишком крупным, чтобы с ним сражаться, как бы ни любил он войну, подобно правителю. Соответственно, личные интересы побудили двух этих великих людей к альянсу: и знакомство воспитало в них необычное отношение друг к другу, благодаря которому каждый сносил странности другого. Ауда должен был объяснить Нури, что мы надеемся сделать, и что Фейсал хочет от него публичной демонстрации приверженности Турции. Только так мог он прикрывать нас, в то же время сохраняя благоволение турок.

Глава XVI

Тем временем мы оставались с Али абу Фитна, постепенно двигаясь вместе с ним к северу в направлении Небка, где Ауда должен был приказать всем ховейтат собраться вместе. Он вернется от Нури, прежде чем они соединятся. Мы решили, что это дело, и погрузили шесть мешков золота в седельные сумки Ауды, и он отбыл. Затем вожди фитенна, ожидавшие нас, сказали, что для них честь — задавать нам пир дважды в день, до полудня и на закате, все время, пока мы будем оставаться с ними; и они не обманывали. Гостеприимство ховейтат было неограниченным — не просто жалкие три дня, положенные по закону пустыни — и назойливым, не оставляющим нам возможности достойного бегства от всей полноты того, что было в глазах кочевников воплощением мечты о благополучии.

Каждое утро, между восемью и девятью, небольшая группа породистых кобыл в собранной наспех сбруе приходила в наш лагерь, и на них садились Насир, Несиб, Зеки, я, и вместе примерно с дюжиной пеших людей пешком мы с важностью двигались через долину по песчаным тропам между кустами. Наших лошадей вели слуги, так как считалось нескромным ехать вразброд или торопиться. Так, в конечном счете, мы добирались до палатки, которой суждено было стать для нас пиршественной залой на этот раз; каждая семья приглашала нас по порядку, и было горьким оскорблением, если Заал принимал решение предпочесть им кого-то вне очереди.