Читаем Семь столпов мудрости полностью

Мы быстро остановили наш отряд и съехали к одной стороне, и тогда выпрямились, чтобы бросить вызов тому, что лежало за тишиной местности, ожидая, что темнота брызнет на нас огнем, и безмолвие долины взорвется выстрелами винтовок. Но тревоги не было. Мы добрались до берега и нашли его покинутым. Мы спешились и пробежали в каждую сторону на двести ярдов: никого. Здесь было место для нашего перехода.

Мы приказали остальным немедленно идти в безлюдную, дружественную пустыню на востоке, а сами сели на шпалы под поющими проводами, пока длинная линия отряда выходила из темноты, шурша по берегу и по щебню, и проходил мимо нас в той же напряженной тишине, что отмечала наш ночной поход на верблюдах. Последний из нас пересек пути. Наша маленькая группа собралась вокруг телеграфного столба. Коротко выдохнув, Торн медленно поднялся по столбу, чтобы поймать самый низкий провод, и потянулся к кронштейну его изолятора. Он дотянулся до вершины, и минуту спустя раздался звук порванной струны, столб затрясся, и с каждой стороны соскочил перерезанный провод. За ним последовали второй и третий провод, с шумом извиваясь по каменистой земле, и все еще ни единого звука не последовало в ответ из темноты. Это значило, что мы действительно прошли на пустом месте между двумя блокгаузами. Торн с ободранными руками соскользнул с шаткого столба. Мы прошли к нашим верблюдам, стоявшим на коленях, и пошли рысью вслед за всеми. Еще час, и мы объявили отдых до рассвета, но раньше были подняты кратким потоком огня винтовок и стрекотанием пулемета далеко на севере. Молодой Али и Абд эль Кадер перешли пути не так чисто.

Следующим утром, при веселом солнечном свете, мы маршировали параллельно путям, чтобы встретить первый поезд из Маана, и затем углубились на незнакомую равнину Джефера. Близился день, и солнце входило в силу, создавая миражи на всех разгоряченных равнинах. Мы ехали отдельно от нашего разбросанного отряда и видели, как некоторые из них потонули в серебряном потоке, другие плавали высоко над изменчивой поверхностью, которая расстилалась и сжималась с каждым поворотом верблюда или неровностью земли.

В начале дня мы нашли Ауду, разбившего лагерь вдали от глаз, в неровной, пустынной местности к юго-западу от колодцев. Он принял нас натянуто. Его большая палатка, вместе с женщинами, была отослана прочь из досягаемости турецких самолетов. Там было мало товейха: и те яростно спорили из-за дележа платы племени. Старик был огорчен, что мы нашли его в такой слабости.

Я тактично сделал все, чтобы смягчить эти беды, дав их умам новое направление и перевешивающие интересы. Это было успешно, ибо они заулыбались, а, если имеешь дело с арабами, зачастую это половина победы. Пока что преимущество было достаточным; мы сделали перерыв на обед с Мохаммедом эль Дейланом. Он был лучшим дипломатом, менее открытым, чем Ауда, и мог выглядеть бодрым, если считал нужным, как бы ни обстояли его дела в действительности. Так что нам оказали радушный прием, пригласив отведать риса, мяса и сушеных помидоров. Мохаммед, крестьянин в душе, угощал слишком хорошо.

После еды, когда мы брели назад по серым сухим канавам, похожим на бивни мамонта, которые потоки воды вырыли глубоко в волокнистой грязи, я поднял перед Заалом вопрос о моих планах экспедиции к мостам Ярмука. Ему очень не понравилась эта идея. Заал в октябре не был Заалом августовским. Победа превратила неутомимого отважного всадника, которым он был весной, в осторожного человека, для которого обретенное богатство сделало жизнь драгоценной. Весной он повел бы меня куда угодно, но последний набег был испытанием для его мужества, и теперь он сказал, что сядет в седло, только если я лично буду настаивать на этом.

Я спросил, какой отряд мы можем составить; и он назвал трех человек из лагеря как хороших товарищей для столь отчаянного предприятия. Остальное племя было в стороне, недовольное. Взять трех товейха было хуже, чем бесполезно, потому что одно их самомнение способно разгорячить остальных, а сам по себе их отряд будет слишком малым, чтобы действовать в одиночку: итак, я сказал, что попытаю счастья где-нибудь еще. Заал не скрывал облегчения.

Пока мы все еще обсуждали, что делать (я нуждался в советах Заала, одного из лучших всадников среди всех живущих на земле, и самого компетентного судьи для моего полусырого плана), испуганный парень примчался к нашему очагу для кофе и выпалил, что какие-то всадники в облаке пыли быстро подходят со стороны Маана. У турок там был полк на мулах и полк кавалерии, и они всегда хвастались, что однажды навестят абу-тайи. И вот мы вскочили, чтобы встретить их.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги