Семь столпов мудрости

Я обнаружил, что его активный и широкий ум был вовлечен в интересы Арабского восстания с самого начала. Он приходил снова и снова на своем флагманском корабле, чтобы протянуть руку помощи, когда ситуация становилась критической, и сворачивал с пути двадцать раз, чтобы помочь берегу в том, что было, вообще-то, заботой армии. Он давал арабам пушки и пулеметы, десантные отряды и техническую помощь, неограниченный транспорт и морское сотрудничество, всегда получая истинное удовольствие от просьб и выполняя их сверх меры.

Не будь доброй воли адмирала Вэмисса, прозорливости и похвального воплощения его пожеланий капитаном Бойлем, зависть сэра Арчибальда Мюррея могла бы разрушить восстание шерифа в самом начале. Действительно, сэр Росслин Вэмисс выступал крестным отцом, пока арабы не встали на ноги; тогда он уехал в Лондон; и Алленби, когда прибыл из Египта, обнаружил арабов как фактор на своем фронте и предоставил в их распоряжение энергию и ресурсы армии. Это было удачей и счастливым поворотом судьбы; так как преемник адмирала Вэмисса в командовании флотом Египта не считался полезным для других родов войск, хотя явно относился к ним не хуже, чем к собственным подчиненным. Быть преемником Вэмисса, конечно, нелегкая задача.

В Порт-Судане мы увидели двух британских офицеров египетской армии, ждущих высадки на Рабег. Им предстояло командовать египетскими войсками в Хиджазе и сделать все возможное, чтобы помочь Азизу эль Масри организовать регулярные арабские войска, которые должны были завершить войну в Рабеге. Это была моя первая встреча с Джойсом[47] и Дэвенпортом, двумя англичанами, которым арабское дело было обязано величайшей долей из всего, чем оно было обязано иностранцам. Джойс долгое время работал рядом со мной. Об успехах Дэвенпорта на юге мы постоянно слышали из докладов.

В Хартуме было прохладно после Аравии, и я стремился показать сэру Реджинальду Уингейту[48] мои длинные отчеты, написанные в эти дни ожидания в Йенбо. Я настаивал, что ситуация была многообещающей. Главная потребность была в опытном содействии; и кампания пошла бы успешно, если бы несколько офицеров регулярной британской армии, профессионально компетентные и говорящие по-арабски, были прикреплены к арабским лидерам техническими советниками, поддерживая надлежащую связь с ними.

Уингейт был рад услышать обнадеживающие новости. Арабское восстание было его многолетней мечтой. Пока я был в Хартуме, у него появился шанс сыграть в нем главную роль; поскольку работа против сэра Генри Мак-Магона имела успех и закончилась его отзывом в Англию. Сэра Реджинальда Уингейта отрядили в Египет на его место. Так после двух или трех дней покоя в Хартуме, когда я отдыхал и читал «Смерть Артура»[49] в гостеприимном дворце, я отправился в Каир, чувствуя, что одно ответственное лицо уже знает все мои новости. Поездка по Нилу стала праздником.

Египет находился, как обычно, в муках творчества по вопросу Рабега. Туда послали несколько самолетов; и шли споры о том, посылать ли за ними бригаду войск или нет. Глава французской военной миссии в Джидде, полковник Бремон (подобие Вильсона, но с большим авторитетом, так как он был практикующим светилом в туземном военном деле, имел успех во французской Африке и был когда-то начальником штаба корпуса в Сомме) сильно настаивал на высадке союзных сил в Хиджазе. Чтобы искушать нас, он направил в Суэц немного артиллерии, немного пулеметов, немного кавалерии и пехоты, всех алжирских рядовых-мусульман с французскими офицерами. Добавленные к британским войскам, они придавали им интернациональный оттенок.

Сообщение об опасности положения дел в Аравии, особенно в устах Бремона, убедило сэра Реджинальда. Уингейт был британским генералом, командиром номинальных экспедиционных войск, Хиджазской Армии, которая в действительности состояла из нескольких офицеров связи и горстки поставщиков и инструкторов. Если бы Бремон добился своего, он был бы командующим генералом настоящей бригады смешанных британских и французских войск, со всей приятной машинерией ответственности и рапортов, с перспективой приращения и официального признания. Вследствие этого он написал осторожное донесение, наполовину тяготеющее к прямому вмешательству.