Семь столпов мудрости

Путь из долины, когда мы достигли ее края, был терзанием, и спуск в вади Маррак почти опасен; но вид с гребня вознаградил нас. Вади Маррак, широкая, мирная и прямая, проходила между двумя ровными, прямыми стенами холмов в кругу на четыре мили, где, казалось, встречались долины слева, справа и спереди. Искусственные груды необработанного камня были собраны на подходе. Когда мы вступили туда, то увидели, что серые стены гор изгибаются с каждой стороны полукругом. Перед нами, к югу, поворот был отгорожен прямой стеной или ступенью сине-черной лавы, стоящей над рощицей терновника. Мы встали там и легли в их тонкой тени, благодарные в этом знойном воздухе любому намеку на прохладу.

День, теперь в зените, был очень жарким; и моя слабость так возросла, что моя голова едва могла бороться с ней. Дуновения лихорадочного ветра давили на наши лица, как шершавые пальцы, обжигая нам глаза. Боль заставляла меня вдыхать через рот; от ветра потрескались губы и заболело горло, пока не пересохло так, что говорить и пить было болезненно; все же мне постоянно надо было пить, потому что жажда не позволяла мне лежать мирно и наслаждаться покоем, к которому я стремился. Мухи осаждали нас, как чума.

Русло долины было из тонкого кварцевого гравия и белого песка. Его сверкание толклось между нашими веками, и кромка земли, казалось, плясала, когда ветер шевелил туда-сюда белые кончики щетинистой травы. Верблюды любили эту траву, которая росла пучками, около шестнадцати дюймов высотой, на зеленых, как сланец, стеблях. Они заглатывали ее в больших количествах, пока люди не отвели их и не пристроили рядом со мной. В эту минуту я ненавидел животных, так как обилие еды делало их дыхание зловонным, и они шумно отрыгивали из своих желудков полный рот каждый раз, когда прожевывали и проглатывали последнее, а в это время зеленая слюна текла между их раздвинутыми губами через боковые зубы и капала на их вислые подбородки.

Лежа там, со злости я бросил камень в ближайшего из них, который подошел и заколыхался где-то за моей головой; наконец он расставил задние ноги и стал мочиться широкой, горькой струей; и до того меня довели жара, слабость и боль, что я просто лежал там и плакал, ничего не в силах поделать. Люди пришли развести костер и зажарили газель, которую один из них, по счастью, застрелил, и я понимал, что в другое время этот привал был бы для меня удовольствием, так как горы были очень необычные, и окраска их живая. Фоном был теплый серый цвет, сохранявший прежнее сияние солнца, в то время как вокруг гребней проходили узкие прожилки камня гранитных цветов, как правило, попарно, повторяя контур горизонта, как ржавое железо театральных рельсов. Арслан сказал, что горы похожи на петушиные гребешки; это наблюдение было точнее.

После того, как люди поели, мы снова сели в седло и легко взобрались по первой волне потока лавы. Она была короткой, так же как и вторая, на вершине которой располагалась широкая терраса с наносным участком песка и гравия посередине. Лава была почти чистой поверхностью железно-красного горного шлака, через нее проходили неровные поля брошенного камня. Третья и другие ступени возвышались к югу от нас; но мы повернули на восток, вверх по вади Гара.

Гара была, видимо, гранитной долиной, через середину которой протекал поток лавы, медленно наполнив ее и создав арки на центральной горке. С каждой стороны были глубокие канавы, между лавой и склонами гор. Дождевая вода лилась по ним каждый раз, когда в горах разражались бури. По мере того, как лава изливалась, она сгущалась, извивалась, как веревка, трескалась и пересекала сама себя как попало. Поверхность была усыпана осколками, через которые многие поколения отрядов на верблюдах прокладывали несоразмерный и тяжкий путь.

Мы пробирались по нему часами, подвигаясь медленно, наши верблюды вздрагивали на каждом шагу, когда острые края задевали их нежные ноги. Тропы можно было заметить только по углублениям вдоль них, и по чуть более синей поверхности потертых камней. Арабы объявили, что после наступления темноты они непроходимы, и этому надо было поверить, так как мы рисковали искалечить наших животных каждый раз, когда нетерпение заставляло нас торопить их. Незадолго до пяти часов дня, однако, путь стал легче. Мы, похоже, были рядом с началом долины, которая сужалась. Перед нами справа был правильный конус, кратер с аккуратными бороздами от губы до подножия, что обещало хорошую дорогу, так как он был из черного шлака, чистого, будто просеянного, там и сям были слои более твердой почвы и шлака, а дальше — еще одно поле лавы, возможно, старше, чем долины, так как его камни были сглажены, и между ними были полосы ровной земли с рядами травы. Внутри, среди открытых пространств, были палатки бедуинов, владельцы которых бежали к нам, видя наше приближение, и, принимая у нас уздечки, со всем своим гостеприимством вели нас внутрь.