Семь Толстых Ткачей

Едва ли не четверть книг в библиотеке, так или иначе, посвящено одной тематике. Чану очень интересны, три персонажа из многих мифологий мира. Музы. Традиционно, большинство людей полагает, что музы — атрибутика древнегреческой мифологии. Как правило, считается, что их девять. Каллиопа — муза эпической поэзии, Мельпомена — муза лирической поэзии, Талия — муза комедии, Эрато — муза любовной поэзии, Полигимния — муза пантомимы и гимнов, Терпсихора — муза танцев, Клио — муза истории, Урания — муза астрономии. Однако допустим, на Дельфах считали, что муз всего три. Гипата — олицетворение неподвижности звезд, Меса отвечала за сферы планет и Неата за подлунный мир. Это уже ближе к истине, но самый интересный миф, породили могучие Алоады. Великаны в свое время тоже считали, что муз всего три. Мелета — опытность и раздумье, Мнема — память и Аэда — песнь.

Музы в таком виде, встречаются только в древнегреческой мифологии, но персонажей, отвечающих за то же самое, можно встретить и в Буддизме, и в Японской мифологии, и даже в верованиях майя, не говоря уж о Кельтской и многих-многих языческих. Сейчас Чан держал в руке любопытный рисунок, повторяющий изображение на древнегреческой амфоре. Три музы, с одной стороны и семь великанов с другой. Хотя Алоадов всего четверо, художник, видимо, считал иначе. С первого взгляда и не различишь оригинальность муз на амфоре. С извращением Алоадов все ясно — вместо красивых здоровых мужчин, семь толстяков. А вот музы, одеты весьма интересно. Можно с уверенностью сказать что, по крайней мере, одна из них женщина. Высокая и безразличная, одетая в голубую тунику. На одежде стилизованные снежинки и олицетворяет женщина, Мелету — опытность и раздумье. А вот с двумя другими непонятно. Если не приглядываться и вспомнить стереотип о том, что музы женщины и сомнений не возникнет, ибо два других персонажа, в маскарадных костюмах. На одной звериная шкура, причем не одна. Есть часть от медведя, часть от тигра и льва, а на голове маска козла. Руки человеческие, муза сидит на камне, оперев козлиную голову о кулак. Это Мнема — память. Можно конечно спорить, но Чан явно различал, что руки Мнемы покрыты волосами. И китаец думал — Мнема мужчина. И мужчина Аэда. Аэда одета еще странней, чем Мнема. Наряд повторяет кимоно японцев или китайцев, а лицо скрывает золотая маска, в форме солнца. Круглое солнышко улыбается, вокруг него нимб из лучей-клинков. Впрочем, из-под маски, с краев пробивается настоящие волосы. Иссиня черные, они растрепаны и торчат во все стороны, как у Медузы Горгоны. В руке у Аэды восьмиугольный щит, с изображение шелкопряда. Но почему она мужчина? Потому что Чан, встречал Аэду на сотнях других рисунков.

Та самая книга, что не относилась к мифологии древней Греции, принадлежала перу французского писателя, художника и колдуна семнадцатого века — некоего Филиппа Шеалье. Ныне известного под именем Шалит. Самый старый Ткач, вот уже почти триста пятьдесят лет, плетет сети. По большей части Шеалье описывает исследование других миров. Некая смесь каббалы и герметизма, складывается в сложно перевариваемую кашу. Но любопытней всего в книге, рисунки.

Самый красочный эстамп, изображает войну. Но далеко не простую войну. Бьются четыре армии и можно только позавидовать фантазии художника, ибо он нарисовал такое видовое разнообразие воинов, что ни описать их, ни тем более перечислить нельзя. Тут и страшные демоны, и драконы, и звери, и люди, и полулюди-полузвери, и гибриды огня с ветром и… короче, очень много всего. Объединяет их одно — все они персонажи книг. Причем не только книг, написанных до семнадцатого века, но тех, что выйдут позднее. Если присмотреться, можно увидеть и гномов, и гоблинов, и эпических героев, вроде Геракла. Художник попытался впихнуть столько персонажей из литературы, что диву даешься. Естественно он не мог нарисовать всех, но попытался. И здесь мы тоже видим муз. Они возглавляют три из четырех армий. Мелета, ведет в бой армию снежных монстров, Мнема, огненных демонов, а Аэда, наконец, сняла маску и за ней море тьмы и Семь Толстяков. На эстампе видно — Аэда мужчина. Он улыбается, и Чану немного страшно от этой улыбки. Он понимает, что Аэда далеко не хорошая муза. Впрочем, все они вовсе не добрые и пушистые.