Семь троп Питера Куинса

Сложив руки, Питер заставил себя посмотреть на портрет. Он боялся признаться себе, но чем больше смотрел на портрет, тем больше убеждался в одном: несмотря на то что Тигр отказался принять вызов, Питер Куинс испытывал перед ним смертельный страх. Впервые за свою сознательную жизнь!

Глава 23 РАЗГОВОР С ГЛАЗУ НА ГЛАЗ

Но вслух всего лишь спросил:

— Что я имею?

— Если условия — это единственное, что вас удерживает, мы скоро договоримся. Говорите, что требуете. Самый лучший способ начать дело.

Монтерей улыбался в предвкушении, что Питер уже у него в руках.

— Мне нужны факты, — заявил Питер.

— Не деньги?

— Плевал я на них.

Монтерей удивленно уставился на парня.

— Я хочу знать, почему Тигр должен умереть, — продолжал Питер.

— А его преступления, разве этого мало? — отрезал богач.

Он зажег сигару и выкурил ее в несколько быстрых затяжек. Пожалуй, единственная заметная реакция на настойчивое любопытство.

— Преступления, — с нагловатой ухмылкой заметил Питер, — вызывают у меня лишь симпатии.

— На его счету сотни убийств.

— На моем около двух десятков, — возразил Питер, — но я всегда стрелял, обороняясь.

— Его преступления подтверждают тысячи свидетелей, — продолжал Монтерей.

— Мои тоже, — добавил Питер. — Всегда найдется тысяча лжецов, готовых броситься на лежачего! Однако у него есть сторонники, даже в этом городке.

— Его боятся, мистер Куинс.

— Может, и так, но одним страхом нельзя удержать в спокойствии целый город. Между прочим, не думаете ли вы, что все здешние обитатели исполняют ваши желания из одной любви к вам?

— Это предмет моей гордости.

— Ошибаетесь.

— Кто-нибудь сказал, что боится меня?

— Я видел страх в глазах по меньшей мере двух десятков людей. Улыбаетесь, сеньор? Вижу, вам это льстит!

— Вы весьма наблюдательны, — заметил Монтерей, — но все же заблуждаетесь.

— Возможно.

— Но вернемся к Тигру. Я вижу, что вам надо. Вы не удовлетворены объяснением, что этот человек — сущее бедствие для всех, и хотите понять, почему именно я считаю его своим врагом?

— Точно.

— Вам станет легче, если я скажу вам, что у меня есть личные основания его ненавидеть?

— Повторяю, сеньор Монтерей, я не стану гнаться за ним ни мили, если у меня не появится веских оснований преследовать его как жалкого койота. Я никогда не охотился на человека, и мне не нравится сама эта идея!

— Хорошо, я дам вам основания ненавидеть его. Итак, у меня есть племянница, которая мне как дочь. И причина моей ненависти связана с ней.

Он замолк, хмуро глядя в пол, будто собирался с силами, чтобы начать трудный разговор.

— Моя сестра овдовела через три месяца после того, как вышла замуж, — начал он. — Она вернулась в мой дом, и в должный срок я отвез ее в Мехико. Родила девочку… Господи, уже прошло восемнадцать лет! Девочку назвали Мэри, так хотел при жизни покойный муж сестры. Мать с ребенком вернулись в Каса-Монтерей. После рождения дочери сестра окончательно потеряла здоровье. Когда Мэри исполнилось пять лет, ее украли.

— Похитили ради выкупа? — воскликнул Питер.

— Именно так. Рассказывали, что ее схватил всадник, когда она играла в саду у подножия скалы. Известие убило мою сестру! Для меня, бездетного холостяка, это явилось… — Играя желваками, он замолчал, потом нашел силы взять себя в руки. — Вспоминать этот день — все равно что смотреть в дуло револьвера… Хотя потом случались и счастливые дни.

— Итак, всадник…

— Тем всадником, разумеется, был Тигр.

— Почему — разумеется?

— Отчасти потому, что его видели и узнали по его росту, его коню и манере ездить; отчасти потому, что во всей стране не нашелся бы другой человек, который, откровенно говоря, осмелился бы совершить такое в отношении ребенка, живущего в Каса-Монтерей. Тигра знал каждый. Он американец и появился в Мексике за пять лет до того печального происшествия.

— Однако Мэри вам вернули?

— Мы гнались за ним в глубь гор. Он похитил ее ясным утром. Однако стояла зима, и в горах, куда бандит уходил, поднялась вьюга, настоящая снежная буря. Я и поныне помню обжигающий лицо и перехватывающий дыхание ураганный ветер! В такой дикий холод Тигру оставалось или бросить Мэри, или дать ей замерзнуть у него на руках. Он ее оставил. Мы нашли ребенка завернутым в его куртку и дождевик. И…

— Выходит, ради нее он рисковал замерзнуть сам? — перебил его Питер Куинс.

— В случае удачи девочка означала бы для него целое состояние. Конечно, поэтому он и завернул ее таким образом.

— Бросил ее, пожертвовав собственной одеждой?

— Я не психолог.

— Ладно, продолжайте.

— В тот раз он от нас ушел. Мы с полузамерзшей Мэри вернулись в Каса-Монтерей. Тогда я впервые понял, как она мне дорога… то ли потому, что чуть ее не потерял… я так радовался ее возвращению, что кончину сестры перенес сравнительно легко. Во всяком случае, девочка осталась со мной, Тигр в кои-то веки потерпел поражение, правда, из-за погоды! Мы думали, что этим все кончилось, но спустя месяц этот сорвиголова предпринял новую попытку!

— Что его заставило?