Семь трудных лет

Вот, например, кто-то выскакивал с новостью, что Тадеуш Новаковский опять покрасил волосы и в присутствии нескольких человек за рюмкой назвал свою жену Данку шлюхой (она работала в «Свободной Европе» в качестве переводчицы, якобы хорошо знала несколько языков, но, как утверждали, ни на одном из них не могла ничего сказать). Повергнутая в отчаяние, жена ударила мужа по лицу, сказав, что он сумасшедший и должен лечить свою аберрацию. Не каждый знал, что такое аберрация, поэтому дискуссия переходила в область скрытых заболеваний, пороков или отклонений, и так проходил вечер.

Когда затронутая тема исчерпывалась, кто-нибудь подбрасывал новую из той же оперы, поскольку закулисная сторона дамско-мужских отношений всегда занимала первое место в жаждущих развлечений головах. И всегда находилась подходящая жертва, хотя бы другой Тадеуш — ксендз Киршке.

В 1940 году ксендз Тадеуш Киршке, будучи священником Войска Польского, очутился в гитлеровском лагере для военнопленных офицеров. Поскольку он имел фамилию, какой могли позавидовать многие фольксдойче, немцы начали настаивать, чтобы он подписал «фолькслист» (заявление о немецком происхождении). Киршке не дал себя сломать, держался мужественно. За сопротивление гитлеровцы отправили его, вопреки международным конвенциям об обращении с военнопленными, в концентрационный лагерь. Он пережил трудное время и после войны каким-то сложным путем попал в «Свободную Европу». В польской секции он выполнял обязанности старшего редактора и одновременно священника. В костеле Святой Анны в Мюнхене отправлял так называемые польские богослужения, которые регулярно посещали Новак и Зеньчиковский, а также те, кто хотел, чтобы никто не сомневался в их антикоммунистических чувствах, чего сама по себе не гарантировала демонстрация просионистских взглядов. Киршке довольно часто посещал также католические семьи.

Сутана и духовный сан отнюдь не мешали ему выполнять миссию, которая обычно не входит в круг обязанностей пастыря. Чаще всего, говоря о ксендзе, называли тут же имя Кристины Милотворской, жены художника Хиляры Кшиштофяка.

Эта пара в начале 1969 года отказалась возвратиться в Польшу и попросила убежища. Просьба была быстро принята и вскоре после этого Кристина Милотворская начала работать в «Свободной Европе». Новак, человек довольно грубый в отношениях с персоналом, к ней обращался не иначе, как «пани Крыся», и в ее присутствии выглядел петухом, который, распустив хвост веером, ходит перед наседкой. Кое-кто старательно избегал быть свидетелем таких сцен, чтобы его не заподозрили в подглядывании за шефом. Хорошо это никогда не кончалось. Публично о Милотворской и Новаке не сплетничали, на горизонте был еще ксендз Киршке в качестве ее второго поклонника, столь же активно стремящийся к своей цели…

Недоброжелательно посматривала на Милотворскую пани Стыпулковская. Она заключила союз с женами сотрудников польской секции, объединенных общей женской ненавистью и подсознательно видевших в новом «приобретении» Новака грозную соперницу. В прошлом уже был случай, когда сговор ревнивых женщин увенчался успехом: не приняли на работу в «Свободную Европу» Алицию Лисецкую, которая во время своих зарубежных поездок старалась поглубже узнать разных сотрудников радиостанции. Когда эта особа навсегда перебралась в ФРГ, ей казалось, что она сможет использовать установленные тогда связи и получить штатную должность в «Свободной Европе». Увы, она просчиталась. Женщины из польской секции во главе с женами Новака и Новаковского, кое-что зная о сомнительном прошлом Лисецкой, подняли тревогу. Та вынуждена была отступить. Правда, она пописывает в «Свободную Европу» свои комментарии, стараясь, как обычно, поднимать вокруг себя как можно больше шума, но в Мюнхене практически ее нет.

Сговор против Милотворской до момента моего отъезда не обнаружился. Мечковская часто обвиняла ее в отсутствии культуры, квалификации и чего-то еще. Разделяли ее мнение и другие женщины. Новак, однако, не изменил своего мнения, а его голос был решающим.

Я уделил много места представлению лиц, работающих в польской секции «Свободной Европы», и показу типичных отношений между людьми в этом учреждении. То, что я написал, в достаточной степени характеризует весь персонал «Свободной Европы», открывает механизм связей этих людей, проливает свет на их прошлые и нынешние взгляды и жизненные устремления. Без хотя бы частичного понимания внутренних законов, обычаев и конфликтов этой замкнутой среды трудно было бы понять, как и по каким причинам мне удавалось в течение стольких лет, играя роль лояльного сотрудника, выполнять свою основную задачу.