Семь цветов радуги

Бабкин жил один. Во время бомбежки в Минске погиб его отец - мастер одного из московских заводов. Мать Бабкина умерла уже после войны от тяжелой болезни.

В семье Багрецова скромный и трудолюбивый Тимофей стал желанным гостем. Мать Вадима - детский врач - всегда беспокоилась о Бабкине, если он по своей щепетильности, не желая надоедать, долго не приходил, Заметив кашель и насморк у своего любимца, она обязательно, несмотря ни на какие его сопротивления, выслушивала Тимофея и прописывала лекарства. Он очень стеснялся, считая для себя неудобным лечиться у детского врача. Мать Вадима была другого мнения. У Зинаиды Павловны Багрецовой, так же как и у большинства матерей, сын и его товарищи все еще считались детьми.

Вот и сейчас она без стука вошла в "детскую".

- Вадик, - обратилась к сыну Зинаида Павловна, придерживая старомодное пенсне. - Там к тебе пришли...

- Спасибо, Мама. Но прости меня, - недовольно сказал он, - сколько лет я тебя прошу, чтобы ты не называла меня Вадиком. Пойми, что я уже студент, меня только в детском саду этим... Вадиком называли.

- Да что ж тут плохого, Димочка? - Зинаида Павловна смущенно сняла пенсне.

- Мамочка, милая моя! Ты же меня и при товарищах Вадиком зовешь... Хочешь, я перед тобой на колени стану? - Димка со смехом бухнулся на пол. - Умоляю, не надо Вадика.

- Ну, хорошо, хорошо! Встань, простудишься! Да переоденься скорее.

Вадим осмотрел свой костюм. На нем была синяя рабочая куртка, во многих местах прожженная паяльником и закапанная канифолью.

- Ничего. Тимка меня и не в таких видах видел. Тащи его сюда.

Зинаида Павловна загадочно улыбнулась.

- Тимочка еще не пришел. Там у тебя другой гость... Я ее проводила в столовую.

- Как ее? - спросил Вадим и вдруг вспыхнул.

- Да ты не красней, - рассмеялась мать. - Ничего тут нет особенного, я полагаю. Кстати, - все еще продолжая улыбаться, заметила она, - девушка мне понравилась... Очень приятная, вежливая, серьезная и к тому же... весьма хорошенькая...

Димка нервно провел пятерней по шевелюре. Вот еще напасть! Никакая девушка к нему не могла прийти. Да если бы это и случилось, то мама знает всех его знакомых.

Он стащил с себя куртку и бросился к шкафу за костюмом.

- Только, пожалуйста, не забудь, что я тебе говорил, - предупредил он мать. - У меня есть полное имя.

Зинаида Павловна вздохнула. Растут дети, растут. Скоро будут звать их по имени-отчеству.

Она закрыла за собой дверь.

"Вадик" метался по комнате и искал куда-то запропастившиеся новые ботинки.

В коридоре на вешалке он заметил маленькую шубку из розоватой цыгейки. Нет, такой он не видел ни у одной из своих знакомых студенток и лаборанток института. У двери стояла тщательно упакованная корзинка.

Подойдя к зеркалу, Вадим в последний раз оглядел себя со всех сторон, поправил волосы, чтобы они казались еще пышнее, и с замиранием сердца направился в столовую.

За столом сидела Ольга.

Сердце у Вадима екнуло. Что-то будто оторвалось и скользнуло вниз. Он не понимал, почему это случилось. Может быть, и не Ольга была в этом виновата, а воспоминания о ночах на холме, о всем том светлом и радостном, что было в Девичьей поляне.

- Вы стали совсем взрослым... Возмужали, Вадим Сергеевич, - с мягкой улыбкой говорила Ольга, рассматривая стоящего перед ней бывшего "главного инженера" комсомольского строительства.

Зинаида Павловна накладывала в вазочку варенье и думала: "Вот оно, свершилось... Уже зовут Вадика незнакомые мне девушки по имени-отчеству".

- А вы... А вы... - пытался определить Вадим, как выглядит Ольга, но не находил слов.

Она сидела перед ним, румяная с мороза. В окно светило солнце, и его тонкие лучи словно переплетались в пепельных волосах девушки. Она была одета в пушистую, из кроличьего пуха, голубовато-серую кофточку, и это так шло к ней, к ее розовому лицу и мягким светлым волосам!

Вадим не находил слов. Оля показалась ему прекраснее, чем тогда на холме. Впрочем, таков уж у него характер, - многие девушки кажутся ему прекрасными.

- Рассказывайте, Оля, рассказывайте, - наконец опомнился Вадим и с грохотом придвинул себе стул. - Мама, познакомьтесь! Помнишь, я тебе про Олю писал?

- Успели уже не только познакомиться, но и наговориться, пока ты своим туалетом занимался.

- А вы все такой же.

Ольга взглянула на модный синий костюм Багрецова, на его пестрый галстук цвета полыхающего заката, заметила она и яркие туфли, под стать галстуку.

Вадим проследил за ее взглядом, смутился, но, вспомнив, что Ольга не отстает от него в таких вещах, со смехом сказал:

- Видите ли, Оля, я подражаю вам и многим ребятам из ОКБ, Все-таки я москвич, однако за Кузьмой или, скажем, Стешей не угонишься... Вот франтиха! Как она там, рассказывайте!

- Стеша провожала меня до аэродрома, обижается на вас.

- За что же это? - опешил Вадим.

- Ну, хоть бы поздравили девушку. А то как-то неудобно получилось.

- Ничего не понимаю! - Вадим вскочил и, заложив руки в карманы, заходил по комнате. - Замуж она вышла или еще что? Нам же не писали.

В данном случае он говорил за себя и за Тимофея.