Семь цветов страсти

Семейные давние истории интересовали меня очень мало. Запомнились отдельные сценки, перепутавшиеся с эпизодами кинофильмов. Помню суету, странные переглядывания матери и бабушки, недоговоренные фразы, намеки. Так бывало, когда от гимназистки Дикси пытались скрыть что-либо слишком страшное или безнравственное. Я навострила ушки, ожидая неведомого события. И была сильно разочарована, сообразив, что прибывшая к нам из Австрии пожилая дама произвела столь сильный переполох. Тогда я так и не смогла понять, кем была гостья, посетившая нас однажды в Женеве, и только теперь с удивлением позднего открытия, сообразила: нам нанесла визит баронесса Клавдия Штоффен! Высокая, очень элегантная с голубоватой сединой и в глубоком трауре. Пышные волосы она, конечно, слегка подцвечивала, чтобы оттенить густую синеву невероятно молодых глаз.

Вот откуда, значит, мой «фиалковый взор», из каких далеких истоков, поняла я, связав редкий наследственный признак с желанием Клавдии осчастливить меня своим наследством. Тут же мелькнула мысль о темно-сером, в узкую белую полосочку костюме, который только и ждал случая для посещения официального места. Честно говоря, я воображала себя в нем во Дворце правосудия, в затяжном процессе разбирательств с Чаком или кем-либо из его «сменщиков», по поводу «нарушения прав личности с применением кинообъектива». Не беда, если строгому, элегантному костюму, выпала честь подыграть мне совсем в иных обстоятельствах.

В означенный час я нанесла визит господину Экбергу, парижскому адвокату, передавшему мне извещение от своего австрийского коллеги. В соответствии с постановлением коллегии я должна была явиться в Вену 13 мая 1994 года на оглашение завещания фрау Штоффен.

* * *

Австрийский отдел Международной юридической коллегии находился в центре города. Остановившись в маленьком отеле недалеко от Ринга, я не без удовольствия прошла по бульварам, декорированным императорской династией с театральной роскошью. Помпезные дворцы, грандиозные площади с цветниками и конными статуями особ королевской крови, бесконечные, переходящие друг в друга парки, скверы, аллеи. Тщеславные Габсбурги явно намеревались перещеголять Париж, застраивая Ринг архитектурными ансамблями и превращая его в сплошной Версаль. И повсюду розы, розы, розы, несмотря на прохладную весну, и фонтаны, фонтанчики, фонтанища! И жара, невзирая на прогноз синоптиков и мой шерстяной костюм.

Вена, называемая европейскими снобами приютом старческого помпезно-мемориального великолепия, бодрила и радовала меня. Почему-то ее аллеи и бульвары еще более, чем родные — парижские, ассоциировались с турнюрами, шляпками, экипажами, а в тени старых каштанов мерещились девочки в белых гольфах, грациозно играющие в серсо, молодые франты в полосатых брюках и сдвинутых набекрень цилиндрах, спорящие о романах Золя, натурализме или экспериментах братьев Люмьер. А еще мелькали видения бордельчиков с пышнотелой фрау в атласных оборках, с рояльным бренчанием канкана и мопассановским представлением о плотском грехе.

В приемной адвоката Рихарда Зипуша было прохладно и пусто. Ровно в 11.00 секретарша назвала мое имя и еще какое-то, прозвучавшее невнятно. Однако, на него прореагировал некий господин, ранее мной незамеченный, и теперь устремившийся к адвокатским дверям. На пороге кабинета мы столкнулись, недоуменно посмотрели друг на друга и одновременно ринулись в дверь. Лишь задев меня плечом, мужчина пробормотал извинения и попятился, уступая дорогу.

Рихард Зипуш поднялся из-за стола с распахнутыми навстречу вошедшим руками, словно желая принять в свои объятия. Усадив нас в кресла, он долго листал какие-то бумаги и, наконец, попросил встать. Торжественным голосом адвокат прочитал завещание, из которого я поначалу поняла лишь то, что разделяю наследование с толкнувшим меня мужчиной, являющимся, как и я, иностранцем. Кроме того, в длинном перечне наследуемой собственности я уловила упоминание о недвижимости и банковских счетах. После чего адвокат передал мне и господину запечатанные конверты: «Это личные послания завещателя к наследникам. Прошу ознакомиться при мне. Могут возникнуть вопросы».

Я села и не без дрожи в пальцах достала письмо. Клавдия писала с на французском с прелестной старомодной витиеватостью: