Семь цветов страсти

Майкл с сомнением приглядывался к моему лицу, хорошо скрытому сумерками. Но слух не изменил ему — оттенок обиды и грусти в моих словах он уловил точно. Еще бы… Мне подарили объяснением в любви, то, которое, наверно, ждет любая самоуверенная, бойкая Дикси. И тут же отобрали подарок. Я злилась на него, сдерживая желание задеть побольнее, и наигрывая легкомысленную веселость.

— Поклянись, что ты не обиделась и не смеешься, — попросил Майкл. — Для меня это жизненно важно. От обжорства и тоски случается заворот кишок. А у меня нет медицинской страховки.

— Пусть будет так, как тебе хочется, Микки. Я не обижаюсь и не смеюсь. Немного больно, но это пройдет… Я благодарна тебе за кусочек меня настоящей, который тебе удалось откопать в хламе напускной бравады и вернуть мне. Я вспомнила вкус детства и радость быть обыкновенной женщиной: одевать, кормить… Это также естественно, как и желание мужчины носить на руках… Ты очень милый, Микки. Постараемся быть друзьями. Мне кажется, у нас это должно хорошо получиться.

Он накрыл мои протянутые ладони своими, скрепив договор рукопожатием. Но глаза отвел, как тот мальчишка, что давным-давно в женевском парке отобрал у кокетливой девчушки Дикси совсем новенький, самый красивый в мире мяч…

…Мы возвращались вниз пешком по дороге, петляющей между холмами. Я сняла туфли, шлепая босиком по теплому асфальту. Изредка нас освещали фары идущих следом автомобилей. Кое-кто любезно предлагал подвезти, но мы оставались одни среди ночи, Венского леса, полного стрекота цикад и летучих искорок светлячков. Мы почти не разговаривали и даже не прикасались друг к другу. Лишь один раз Майкл поднес мне сжатый кулак и медленно разогнул пальцы. На ладони кверху брюшком лежала маленькая червеобразная букашка, снабженная зачаточными крыльями. Лапки беспомощно сучили в воздухе, а брюшко пульсировало слабым холодным светом. Мы сдвинули лбы над этим чудом, стараясь не сопеть.

— Отпусти его, — сказала я, и Майкл высоко вскинул ладонь.

— Лети домой, австриец.

Я чуть было не вспомнила вновь про нашу усадьбу, и спохватилась — мы больше не говорили о ней. То ли суеверно боясь вспугнуть везение, то ли уже в глубине души не веря в него. Мне почему-то было грустно и щекотала у горла подкатывающая истерика. Хотелось позвать скрывающегося где-то в кустах Сола и объявить ему прямо тут, что я выбываю из игры, как бы не решился вопрос с наследством. Сказать еще, как гнусно, как подло его шпионство!..

— Эй! — окликнул меня Майкл, идущий на пару шагов сзади. — Смотри, здесь все, как тогда!..

Я вздрогнула, испугавшись вскипавшего бешенства.

— Когда? — спросила совсем спокойно.

Вместо ответа он начал насвистывать вальс. Тихо и робко рождающаяся из темноты мелодия крепла, набирая силу и мне уже казалось, что звучал целый оркестр — пели скрипки, играл рожок — Сказки венского леса!

— Ты просто «человек-оркестр», Майкл. Я слышу все инструменты!

— Ты права, детка. Я дирижер. И еще скрипач. Немного пианист, а в общем, все сразу: смычковые, клавишные, духовые, ударные… У меня трехкомнатная квартира на девятом этаже блочного дома, пятнадцатилетний сын и собака Эмма. В честь собаки Шульца — это шутка из оперетты «Летучая мышь».

Майкл вышел в центр дороги и решительно засигналил спускающейся сверху попутной машине.

Уходи, Сол!

Сол ожидал меня у дома. С тех пор, как я вернулась в Париж, прошло пять дней. Майкл уехал в свою Москву, исчез, будто его никогда не было. Мне даже начало казаться, что я стала жертвой затяжной галлюцинации. И тут появился Соломон. Он выглядел бодрым и деловым, давая знать своей хитрой улыбочкой, что привез мне хорошие вести.

Едва отхлебнув кофе, Сол начал рассказ:

— Твоим россиянином очень заинтересовалась «фирма». У него интереснейшая биография, он чертовски талантлив и дьявольски неудачлив. Так на так. В результате мизерная зарплата и костюмчик двадцатилетней давности. Сколько он остался тебе должен? — Сол достал чековую книжку. — «Фирма» погашает все затраты договорника.

— Откуда ты знаешь про долг?

— Маленькие технологические секреты. Я «охранял» вас еще в Пратере.

— Быстро сработано. И что за криминал вы там откопали? Собираетесь шантажировать его жену или писать протест правительству?

— Детка, ты никак не поймешь, что речь идет об искусстве. Никто не собирается делать на нашей работе политического или финансового капитала. Только творческий… Майкл Артемьев — личность. Крупная фигура в искусстве. К тому же он чертовски фотогеничен. Это я тебе заявляю. А уж ситуация с наследованием поместья австрийских аристократов в паре с Дикси Девизо так и просится на экран!

— Не понимаю, хоть убей. Документальная лента о несчастном русском, нашедшем свой дом в свободной Европе? История о примерном семьянине, соблазненном очень грешной звездочкой Запада? Кого это может взволновать?