Семь тысяч с хвостиком

- Так тебе поди уже все известно…

- Сказывай! – нахмурился воевода, он не любил, когда его слова не исполняли с первого разу.

Леонтий собрался с мыслями и все по порядку начал излагать своему хозяину, вернее, хозяину земли Тульской. Здесь он был и Бог, и царь. Он решал миловать али казнить. Леонтий и сам пользовался большим авторитетом среди стрельцов, но авторитет воеводы был куда значительнее. Воеводу больше боялись, Абросимова же уважали за его прямоту, справедливость, приверженность своему слову. Уж ежели тот что-либо обещал, то непременно выполнял.

Морозов слушал доклад своего стрелецкого головы внимательно и мрачнел все более и более. Не по нраву ему было произошедшее видел он во всем худые последствия. Назревал бунт и в нем принимали участие, как всегда, ляхи. Без них в смуте русской никуда! Извечные враги Руси завсегда пытались ее ослабить. А что сильнее всего разрушает государство? Конечно народное недовольство. Вот и поддерживали вороги смутьянов, да «лжедмитриев» всяких.

- Выяснили откудава ляхи пришли? – спросил воевода, когда Леонтий замолчал.

- Выясняем, но, батюшка, это сподручнее особому обыщику. Он тягает изветчиков, да ответчиков, да свидетелей всяких, очевидцев и послухов.

- Ладно, ты давай с себя-то нужду не складывай. Коль не было бы обыщика, кто б вел дознание? Чье это дело? А обыщик он тож дело знает, но и ты рядышком веди свое! Что услышишь, что узнаешь, первым делом мне сказывать будешь, а уж посля я подумаю, что след знать москоскому господину, а что пущай знаем токмо мы! Уразумел?!

- Да, господин воевода…

- Ладно! Ляха лечить и глаз с него не спускать! Стрелецкие караулы по всем весям усилить! Не только в Туле! Чует мое сердце, что это только начало. На этом всем не успокоится! А тепереча я проведаю обыщика. Смотри у меня Леонтий! – воевода погрозил тому пальцем.

- Все сделаю в точности! – склонил покорно голову стрелецкий глава.

Выйдя на крыльцо, воевода вздохнул полной грудью, потянулся и смачно зевнул. Бессонная ночь давала о себе знать. Уже не тот был у него возраст, чтоб ночь на пролет разъезжать по присутственным местам, давать указания и не только политические, но и сугубо денежные. И ни разу не сомкнуть усталых глаз, слезящихся на холодном ветру.

- Куда, кормилец, тепереча? – к воеводе подошел Гур. Он был в силу своих лет полон здоровья и ему в отличие от воеводы бессонная ночь далась легко.

- В допросную избу едем…

- Велишь коня подвести, али пешим порядком пойдем? – опричник знал, что допросная изба находилась чуть меньше чем в пол версте от приказа. Он бы и пешком дошел, а вот воевода завсегда преодолевал расстояния по-разному. Порой, в желании худеть, он ходил и на версту, и более пешком и охране приходилось тащится за хозяином тихим ходом, а иногда он и сто саженей скакал верхом или в санях, развалясь, укрываясь мехами.

- Времени нет гулять. Веди вороного! – на удивление добродушно ответил Иван Васильевич.

Взгромоздившись на своего дорогого коня, воевода ударил того пятками в бока и легким галопом помчался к Романцеву. Его черные, как и следует опричникам, слуги, лихо вскочив на своих коней поскакали вслед, ловя на себе завистливые взгляды стрельцов. В столице миновали уже давно те времена, когда всадники в черных одеяниях да с собачьими головами на крупах своих коней носились по городу и его окрест в поисках наживы. Раздирая на части плоть человеческую и имущество несчастных в основе своей ни в чем не повинных русских людей. Здесь же в трехстах верстах от Москвы при боярине Морозове это явление еще существовало и даже процветало. Грабили и губили души эти верные псы воеводы. Мало им было высоких жалований, да земельных дач, рос аппетит и умножались желания. И все эти богомерзкие деяния покрывал хозяин земли Тульской боярин Морозов Иван Васильев сын.

У допросной избы воеводу приветствовали трое стрельцов, несших караул возле крыльца. Они с такой же плохо скрытой неприязнью посмотрели на слуг воеводы, но перед воеводой склонили спины, не сильно, не в пояс, но все одно почтительно.

- Сообщить господину обыщику? – спросил один из них, это был Ванька Чернобров.

- Нет нужды! – бросил воевода, проходя в отворенную стрельцом дверь.

Внутри кипела работа. Подьячий писал показания изветчика, боярский сын Романцев слушал, а страшный Фрол в кожаном переднике гремел своими дьявольскими инструментам, которые готовил для работы с ответчиками. Изветчик, говоря, весь трясся и со страхом поглядывал в угол откуда доносился железный звон, производимый Фролом.

Когда в помещение вошел воевода, то все невольно замерли. Романцев посмотрел на вошедшего, удивлено и несколько озадаченно, изветчик замолчал, подьячий застыл, макая перо в чернильницу, губной староста замер, подскочив и поклонившись, а Фрол осторожно положил огромные щипцы на деревянный стол.

- Здравствуй, Тимофей Андреевич! – по-свойски поздоровался только с обыщиком воевода. – Вот решил проведать тебя, узнать в чем нуждаешься.

- Спасибо, Иван Васильевич, устроил ты все отменно, а посему нет нужды покамест ни в чем.