Семь видений богатыря Родиполка

Много их было, да все самые голосистые, языкатые. И пышна, толста тетка Свекла, что из народа двунечей была да жила за далеким пригорком, в тихой избе сына Бренча. Пришла она не одна, а привела с собою свою невестку Маковку, красиву, покладисту девицу. Хоть и скромна та была, но лучше нее ссоры слаживать в деревеньке никто не умел. И пришла с переливчатым тонким смехом такая же тонка да высока Годица, курноса да узкорота, что супротив них, в своей избе, без мужика жила. Шустро да весело вбежала в избу с приговорками щебетуха молодица Ягода, быстро окинув темным колким взглядом весь родовой стол да саму девицу-невесту. За ней чинно, но с довольной улыбкой, что позвали за сватов, вошел нарядный муж Венцеслав, что был когда-то другом жениху. Да и старая сгорбленная бабка Куманиха, что наговоры на младого Родиполка вела, теперь же была весела, суетлива. Словно сродница Родиполку, ласково говорила о женихе. Да позабыв о своей старости, бодро подхватывала приговорки молодых девиц. Вошел гордо в избу чернобровый Журба, названный батюшка младого богатыря, что по той зиме от Милы бездетной ушел да к матери Родиполка Любе пришел. Он-то ярко слово говорил, словно птица заливиста. Всем своим видом показывал, что был доволен, словно родный батюшка молодца. Мать Родиполка вошла, как и завсегда, светла, стройна, краса молодица, с толстою светло-пшеничною косою, что округ головы в одва оберта положена. Поклонились ей низко хозяева да невеста. Люба с теплотою взглянула, да и сама в ответ поклоном ответила. Хозяева, увидав, что угодили матери, довольны стали, разговорчивы, радостны. Нарядный младой жених Родиполк вошел в избу опоследним, тихо. Хоть и легкая улыбка была на его бледном, но красивом лице, но в глазах застыла тоска тихая.

Всех рассадили по лавам с новыми багряными коврами, что хозяйка-мать сладила по такому радостному случаю. Голосистые бабки младого жениха потянули за руку, да и усадили супротив девицы-невесты. Она мила, лицом светла, с тонким маленьким подбородком. Глаза-то ее ясные, блестящие, округ темными густыми ресницами обведены, а брови-то — словно угольком нарисованы, тонки да изогнуты. Толстая русая коса длинная, с красною лентою плетенная, по прямой спине ложилась, да до самых колен.

Весь вечор ту девицу сваты нахваливали без устали. А молодец же словно их не слышит, все на Чарушу смотрит. Родители Весна да Болислав, завидев то, матери молодца улыбнулись да головой кивать стали, что меж девицей да молодцем все сладится. А Чаруша — та глаз-то своих голубых блестящих на молодца не поднимает, а как посмотрит украдкой, так опять ярым румянцем зайдется. Да и как не заходиться-то ей при том взгляде его светло-зеленых глаз с темною окантовкою — пристальном, молодецком, но тихом, с печалью. Словно он тем взглядом искал в ней что-то тайное, прознать хотел скрытое ото всех, только ей одной ведомое. И раз от разу в них пробегал огонек, сверкали те глаза зеленые, словно он уже чего понял про нее, про думы ее, девичьи, наивные. Чаруша, вспомнив про сестру свою старшую, еще больше зарделась. И жалела молодца, и страшилась его инородного духу. Но все уговаривала себя: «То вины моей нет, что Миролада другим молодцом сбежала да женою тебе не стала. Я-то уж другою буду. То, видать, так и глядит на меня, словно не верит, что женою надежною буду». Оттого еще больше Чаруша зарделась, за себя да за свою сестру стыдясь.