Семь жизней

Сбегаю вниз по лестнице, прикладываю пропуск к турникету и оказываюсь на улице. Чувствую, как ледяной ветер пронизывает до костей. Натягиваю толстовку на голову, а руки прячу в карманах. Мне нужно оказаться дома раньше, чем это сделает Эмма.

Быстрым и уверенным шагом несусь в сторону дома. Я настолько вдохновлена своей идеей, что начинаю глупо улыбаться, но тут же подавляю эту улыбку. Наш разговор не о хорошем. Он о том, как один поступок смог разрушить две жизни. Я поставлю ее на место и заставлю страдать. Я выверну ее душу наизнанку и испачкаю собственными словами. Неужели так и выглядит уверенность в себе? Не знала. Будем знакомы.

Прикладываю ключ к домофону, взбегаю по лестнице на третий этаж и, наконец, оказываюсь возле железной двери черного цвета. Расправляюсь с замком и захожу внутрь. Скидываю кеды на пол, не особо заботясь об их положении. Один склоняется набок, а второй и вовсе перевернут, так еще и приземлились мимо коврика, о чем свидетельствуют два грязных следа. Эмма уберет. Как и все ненужное, что она убирала до этого.

Иду в свою комнату, чтобы скинуть рюкзак и куртку. Странная привычка: оставлять свою куртку в комнате, а не в прихожей. Я не помню, как она выработалась и в связи с чем.

Эмма придет с минуты на минуту. Мне хочется ошарашить ее ярким заявлением. Застать врасплох, трактуя собственные правила игры. Пожалуй, пройду на кухню. Займу ее любимое место возле окна, а заодно и выпью кофе. Да, так и сделаю.

Не успевает чайник вскипеть, как я слышу звук, отворяющейся двери. Первый раунд пошел.

Элеонора прислонилась к плите, дожидаясь свиста чайника в то время, как тетя Эмма разувалась в прихожей. Схватив с верхней полки кружку, она насыпала одну ложку кофе и три ложки сахара. Не дождавшись закипания, Нора выключила плиту и налила себе практически до краев.

– Нора? – взволнованный голос Эммы раздался из прихожей.

Нора не ответила. Лениво помешивая кофе, она переместилась за стол.

– Ты уже дома? Как хорошо. Ой, и чайник вскипел. Попьем вместе кофе? – голос ее звучал бодро.

– Каково это? – бесцветным голосом спросила Элеонора, поднимая на нее безразличный взгляд.

– Каково что? – непонимающе переспросила Эмма, вцепившись руками в спинку стула.

– Жить, зная, что виновна в смерти человека.

– Я не понимаю, о чем ты, – растерянно ответила женщина, опускаясь на стул.

– Тебе ли не знать? – усмехнулась Нора, продолжая сверлить ее взглядом. – Что ты чувствовала в тот день, когда она перестала дышать?

– Нора, – короткий вздох сорвался с ее губ. Она опустила взгляд и пальцами начала теребить край кружевной белой скатерти.

– В глаза мне смотри, – ее голос звучал твердо. Тетя Эмма последовала ее указу.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – выдавила она из себя, блеснув влажными от слез глазами.

– Да, есть кое-что, чего я не понимаю. Например, как можно убить родного человека просто потому, что он тебе надоел? Как можно опустить руки да прямо на чужую шею? Как можно сжимать ее до тех пор, пока последний вздох не слетит с губ? Именно этого я не понимаю. Но у тебя уникальная возможность мне объяснить: как ты так спокойно живешь и сладко спишь по ночам?

Эмма поджала трясущиеся губы. По щекам покатились слезы, которым Элеонора не поверила. Она продолжала сверлить ее взглядом в ожидании ответа. Но та молчала.

– И где же твоя болтливость? Где же твой язык без костей, когда нужно отвечать на вопросы?

– Твои обвинения беспочвенны, – выдавила из себя Эмма.

– Я все видела своим глазами! – выкрикнула Нора, стукнув кулаком по столу.